С учётом уже имевшейся у меня двадцатки, хватило поднять целый один стат и зарядить камень изгнания.
— 35200 Стойкость +1 уровень персонажа — 42
— 10000 Камень Изгнания восстановлен.
А на большее опять не хватает. Бонусом легло ещё пять янтариков и пара более-менее пригодных копей.
Ночь прошла — да и буй с ней. Не такой уж и неудобный у меня спальник, если он лежит на куче сухого хвороста. Откуда такое богатство? Во рву нашёл. Фашинами эта хрень называлась до того момента, пока скрепляющую паклю не перерезал. Не знаю, были ли они до того, как я разбил великую слезу в замке, не было мне нужды до этого в ров заглядывать, но вот сейчас увидел со стены место, где когда-то давно осаждающие пытались преодолеть ров таким вот способом. Им эти вязанки уже не нужны, а я вот, приспособил. Опять же по совету Лии.
Дворянка, между тем, попыталась скормить мне новую порцию лора, но на сон грядущий оно звучало, как «бла-бла-бла», да и с учётом пройденного времени ничем иным и не являлось. Наводок на новый сюжет там вроде бы не было. Так что мы с дворянкой поиграли в «Здравствуй, путник» — «Пропустить, пропустить, пропустить» и разошлись по своим комнатам.
Между первой и второй перерывчик небольшой. И я прямо со следующего утра полетел в «Ладонь Небес». Тамошние «Самураи» меня бесили ещё с тех пор, как убили корейца, которого я усиленно думал, как спасти. Ещё больше меня выбесила обезьяна, выступающая в роли босса. Серьёзно, игра⁈ Они и так Сунь-Укуна в каждую жо… дырку пихают! Здесь-то он зачем⁈
И я бы рад взвыть вместе со всем прогрессивным человечеством, мол, «Путешествие на Запад» и высокогорные каменные храмы с пагодами — это Китай, самураи в уродливых доспехах — это из Японии, а парнишка, благодаря которому мне вообще открылась эта локация — из Южно Корейского бойсбенда, но кое-кому было на это фиолетово куда больше, чем эстетствующим гикам. Игра сказала: тут будут храмы, зомби-Укун и самураи с катанами — игра сделала.
Мерзкий макака бегала по стенам, запрыгивала на колонны и пыталась пробить мои доспехи посохом, благо, не превращающимся в колонну. Пару раз даже не безуспешно по мне попала, но удачно брошенный «молотов» подпалил шерсть раздражающей меня обезьяне, а меч, пригвоздивший тварь к стене в красивом прыжке сквозь пламя, довершил дело. Мои трофеи с вылазки — тяжёлая нагината, с богато украшенным древком и расписным лезвием, которой я не могу пользоваться из-за заоблачных требований к силе ловкости. Впрочем, как и любое подобное игровое оружие, выпавшее с элитных противников. Щит Сидониса, кстати, как и «Жало», тоже остался в квартире. На кой ляд я вообще всё это собираю?
Ещё был квестовый «Цветок Лотоса». Натурально белый красивый цветок, шёл в комплекте с алой бархатной подушечкой, на удивление пахучий и свежий в этом царстве пыли и тлена. Как пахнут и выглядят лотосы, я не знал, так что оставил на откуп игре и эту подробность. Описание у него абсолютно стоковое, мол символизирует жизнь, которая пробьётся сквозь любые невзгоды и прочая восточно-филосовски-вумная белиберда на полстраницы А4. Лии подарю, пусть пристроит куда-нить. Или горшок под него искать отправит. А что? Чем не новая квестовая цепочка?
Ладно, возблагодарив игру за то, что местный бебезян не метал в меня говно, как это любят делать его более живые родичи из зоопарков, отправился в открывшуюся стену тумана.
+ 48356
Цветок Лии понравился. Девушка с благодарной улыбкой его приняла вместе с подушечкой, не касаясь стебля, понюхала, прикрыв глаза от удовольствия, поблагодарила меня самыми тёплыми словами, а затем подошла к чаше с пылающими черепами и спалила всё это дело к чертям собачьим…
— Ну ладно, — слегка окосел я, лицезрев вышеописанное действо, — можно и без горшка.
Пламя в чаше, надо сказать, изменилось моментально. Из красно-жёлто-рыжего и совершенно не дающего тепло, оно вдруг стало таким же белым, как и сожжённый цветок. И из него впервые на моей памяти пошёл дым. Игнорируя всякий высотный ветер столб серого густого марева устремился ввысь ровненьким слегка клубящимся столбом, нисколько не увеличиваясь в диаметре с набором высоты. То есть, если учитывать мою перспективу. Так-то дымный столб расширялся, но делал это так, чтобы с моей точки казаться бесконечной трассой в самое небо.
— И что это значит? — осведомился я у своей «хранительницы огня». — Так теперь будет всегда?
— Нет, когда цветок прогорит, пламя откроет тебе новый проход, — пояснила Лия, — а в этот мир выпустит то, что было заключено в сожжённом сосуде.
Ох! Изо всех сил напряг память, вспоминая скипнутые строчки описания предмета.