– О, Хизер! – воскликнула вдруг Рейчел.
Она вскочила с вращающегося стула и, к моему немалому удивлению, бросилась меня обнимать. Раньше она никогда не демонстрировала на публике какие-то теплые чувства ко мне.
– Спасибо тебе огромное, что пришла! Не представляю, что бы я без тебя делала! В трудный момент на тебя всегда можно положиться.
Я понятия не имела, что она имеет в виду. Я же ничего не сделала. Даже не купила цветы, как предлагал доктор Джессап. Правда, успокоила студентов, которые работали в холле, ну и еще, пожалуй, уговорила Сару отменить дискотеку. Но это все, честное слово. Ничего героического я не совершила.
Пока Рейчел меня обнимала, я старалась не смотреть на лица присутствующих. Обниматься с Рейчел – это, знаете ли, нечто! Будто палку обнимаешь! Мне ее даже немножко жалко. Кому охота обнимать палку? Конечно, это нравится мужчинам, которые гоняются за моделями. Но какому нормальному мужику захочется обнимать мешок острых костей? И ладно, если бы она была костлявой от природы, но я-то знаю, что Рейчел нарочно морит себя голодом, чтобы быть такой тощей.
По-моему, это как-то неправильно.
К счастью, Рейчел почти сразу же выпустила меня из объятий, и как только она это сделала, я, ни слова не говоря, бросилась прочь – в основном, потому, что боялась разреветься, если произнесу хоть слово. Не из-за того, что Рейчел такая костлявая, а из-за того, что все это так нелепо. Девушка погибла, ее родители убиты горем, а ради чего все это? Ради того, чтобы прокатиться на крыше лифта?
Бессмыслица какая-то.
Поскольку сигнализация на пожарном выходе была все еще отключена, через этот выход я и сбежала – по крайней мере, мне не пришлось проходить мимо стойки ресепшен. Честное слово, я боялась, что сорвусь, если кто-нибудь со мной заговорит. Чтобы не столкнуться ни с кем из знакомых, мне пришлось пройти по Шестой авеню и обогнуть квартал. Я прошла мимо магазина «Banana Republic», где продается одежда двенадцатого размера (ее редко можно найти на вешалках из-за того, что это самый распространенный размер, его вечно не хватает на всех желающих).
Однако когда я подошла к двери дома, то обнаружила, что разговаривать кое с кем все-таки придется. На ступеньках под дверью околачивался мой бывший жених, Джордан Картрайт.
А я-то думала, что мой день испорчен окончательно, и хуже уже не будет! Увидев меня, Джордан выпрямился и закончил разговор по мобильному. В лучах послеполуденного солнца в его светлых волосах поблескивали золотистые прядки. Я не могла не отметить, его белоснежная рубашка – жаль, что мне приходится это говорить, но ничего не поделаешь – и подходящие к ней белые брюки были превосходно отглажены и, несмотря на жару, необычную для бабьего лета, выглядели безупречно свежими. Весь в белом, с золотой цепью на шее, он выглядел так, будто на время сбежал из группы плохих парней. А он и есть плохой парень, если разобраться.
– Хизер!
Я не видела выражения его светло-голубых глаз, потому что они были скрыты за стеклами темных очков. Но, думаю, они, как всегда, излучали трогательную заботу о моем благополучии. Джордан умеет создать у собеседника впечатление, будто он очень о нем печется. И это одна из причин, по которой его первый сольный диск «Будь моей, бэби» стал дважды платиновым. Видеоклип продержался на верхушке хит-парада несколько недель.
– Вот ты где, – сказал Джордан. – А я пытался к тебе достучаться. Похоже, Купа нет дома. Ты в порядке? Я примчался сразу, как только услышал новость.
Я недоуменно моргала, глядя на него. Что он вообще здесь делает? Забыл, что мы расстались?
Может, и забыл. Он явно проводит много времени в тренажерном зале. У него очень рельефные бицепсы. Может, пока он тренировался, ему на голову упала гантеля или еще что-нибудь?
– Она ведь жила в вашем здании? – продолжал Джордан. – Девушка, про которую говорили по радио. Та, которая погибла.
Ужасно несправедливо, что человек с такой сексуальной внешностью может быть таким… в общем, напрочь лишенным чего-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающего человеческие эмоции.
Я достала из кармана джинсов ключи:
– Джордан, зря ты сюда пришел. – На нас уже таращились торговцы наркотиками. В нашем районе их полно, потому что администрация колледжа, стремясь очистить от них Вашингтон-сквер – ради студентов и, что еще важнее, их родителей, – нажала на руководство местного полицейского участка, и те выставили из парка всех бомжей и торговцев наркотиками. Куда выставили? На окрестные улицы. В частности, и на ту, на которой живу я.
Конечно, когда я принимала предложение брата Джордана поселиться в его доме, я не знала, насколько плох этот район. Я рассуждала так: это же Гринвич-Виллидж, который давно перестал быть местом обитания нищих художников – после того, как здесь поселились яппи,[4] чем придали району респектабельность и взвинтили до небес цены на жилье. Я рассудила, что район должен быть примерно таким же, как Парк-авеню, где я до этого жила с Джорданом, и где «люди такого сорта», как выражается Джордан, попросту не болтаются.
Зато сейчас «люди такого сорта» не могли оторвать от Джордана глаз, и вовсе не потому, что у него на шее висела золотая цепь.
– Эй! – крикнул один. – Ты – тот самый парень? Эй, ты правда тот самый парень?
Джордан и глазом не моргнул, он привык, что его повсюду преследуют папарацци.
– Хизер, – сказал он самым успокаивающим тоном из своего арсенала. Таким голосом он пел дуэтом с Джессикой Симпсон прошлым летом во время гастролей. – Ну, давай же, будь умницей. Если у нас не сложились романтические отношения, это не значит, что мы не можем оставаться друзьями. Мы столько пережили вместе. Мы даже вместе выросли.
Вот это правда. Я познакомилась с Джорданом еще в те времена, когда подписала свой первый контракт со звукозаписывающей компанией его отца, «Картрайт рекордс». Я была впечатлительной пятнадцатилетней девчонкой, а Джордану стукнуло аж восемнадцать. Тогда я принимала образ страдающего артиста, который создавал Джордан, за чистую монету. Я ему искренне поверила, когда он заявил, что, как и я, терпеть не может песни, которые ему предлагает петь продюсер. И когда он говорил, что начнет исполнять песни, которые напишет сам, я ему тоже верила. Я верила ему вплоть до того момента, когда предъявила продюсеру ультиматум: или я пою свои собственные песни, или не пою вообще, и продюсер выбрал последнее, а Джордан вместо того, чтобы заявить продюсеру (то есть собственному отцу) то же самое, сказал: «Хизер, думаю, ты не права».
Я огляделась, чтобы убедиться, что он не разыгрывает спектакль для скрытой камеры – с него станется связаться со съемками какого-нибудь реалити-шоу. Он из тех, кто не будет возражать, если его частную жизнь начнут транслировать по национальному телевидению.
Я заметила серебристый BMW с откидным верхом, стоящий возле пожарного гидранта.
– У тебя новая машина. Подарок отца? Награда за то, что ты подцепил Таню Трейс?
– Ох, Хизер, – сказал Джордан, – я же тебе говорил, у меня с Таней совсем не то, что ты думаешь.
– Ну да. – Я засмеялась. – Наверное, она просто упала и при этом ее голова совершенно случайно оказалась возле твоей ширинки.
Тут Джордан неожиданно сорвал с себя темные очки и пристально посмотрел мне в глаза. Это мне напомнило самую первую нашу встречу – в торговом центре. Продюсер, отец Джордана, устроил нам совместные выступления в торговых центрах. Это было сделано, чтобы привлечь как можно больше подростков, а в идеале – кошельков их родителей.
Тогда Джордан посмотрел на меня также пристально, как сейчас. Его слова «Детка, у тебя самые голубые глаза на свете», тогда вовсе не походили на отработанную фразу. Но много ли я понимала в пятнадцать лет? Я училась в предпоследнем классе, когда меня выдернули из школы и отправили на гастроли. За мной хорошо присматривали, и с парнями моего возраста я общалась, только когда они подходили взять у меня автограф. Откуда мне было знать, что слова «Детка, у тебя самые голубые глаза на свете» – это просто способ познакомиться.
4
Яппи – представители молодежи, которые ведут пассивный образ жизни человека современного западного общества. Яппи имеют высокооплачиваемую работу, в одежде предпочитают деловой стиль, следят за модой, посещают фитнес-центры. Основной критерий принадлежности к «яппи» – успешность.