У меня такое чувство, словно сердце превратилось в кусок льда. Руки трясутся, но я все равно протягиваю руку и касаюсь стекла — холодное. Я замечаю кровь Далии на своих руках. Я не смог защитить ее. Все охранники и двадцати четырехчасовое наблюдение — ничто, потому что я не смог ее уберечь. Нет ничего, что бы я смог сделать для нее сейчас, все вышло из-под моего контроля. Сейчас я напоминаю себе опавший лист, плывущий по реке.
От звонка ее телефона, я вздрагиваю и достаю его из кармана, смотрю на экран — Стелла.
Это имя прорывает свой путь, как ледокол через льдины, к моему сердцу. Это часть ее жизни, та часть, которой я никогда не интересовался. Что мне остается делать?
Принять вызов.
— Где тебя черти носят? Ты выпорхнула от Элиота, как летучая мышь из ада, и исчезла. Я переживаю. Я оставила тебе сотню сообщений, — отчитывает она раздраженным голосом.
— Это Зейн, — тихо говорю я.
На несколько секунд наступает полная тишина.
— А почему ты отвечаешь по телефону Далии? — спрашивает она так же тихо, у меня пробегаются мурашки по спине.
— Далия попала в катастрофу и...
— Катастрофу? О чем черт побери ты говоришь? — агрессивно требует она ответа.
— Была заложена бомба, прогремел взрыв, — отвечаю я. Даже для моих собственных ушей это кажется невероятным, неправдоподобным и из рода фантастики.
— Что? — недоверчиво кричит она, и мне в голову от ее крика впиваются кинжалы.
— Это был несчастный случай. Она не была мишенью, — говорю я тихо и спокойно, словно меня это совершенно не волнует, но возможно так и следует отвечать. Мне не стоит впадать в панику в данный момент, я должен быть достоин ее.
— Мишенью? Что ты имеешь ввиду? — спрашивает она с растущим разочарованием.
— Бомба предназначалась для меня, но она открыла дверь автомобиля и запустила механизм, который сработал через тридцать секунд, как только дверь откроется, — пояснил я.
— Где она сейчас? — шепотом спрашивает она.
— В операционной. Если хочешь, то можешь приехать в больницу.
— Ей делают операцию? — в оцепенении спрашивает она.
— Да.
— Как она?
Я сжимаю челюсть, потом сознательно пытаюсь выговорить слова:
— Не знаю. Она не приходила в сознание после взрыва.
Стелла начинает рыдать.
— Это невозможно.
— Я пошлю кого-нибудь, чтобы тебя привезли сюда, да? — спрашиваю я.
Она перестает плакать и уверенным, сильным голосом говорит:
— Нет. Как называется больница?
Я диктую ей адрес и название, возвращаю телефон Далии обратно в карман. Мне следует позвонить ее семье. Я знаю, что должен это сделать, но не могу, пока не могу. Возможно, лучше будет позвонить после завершения операции, чтобы сообщить им хорошие новости. Не нужно их сейчас беспокоить, в любом случае, они ничего не смогут изменить.
Я направляюсь к одному из диванов и опускаюсь на него. Напротив, на стене вижу плакат с анатомией человека — с оголенными сухожилиями, мышцами и кровеносными сосудами. Я просто пялюсь на плакат, совершенно не замечая его. Стелла права, такого просто не может быть. По крайней мере такого не должно было быть.
— Мать твою, — вырывается у меня, и рука непроизвольно двигается вниз ударяя, вымещая накопившуюся злость и ярость.
— Бл*дь, — снова кричу я.
Ной распахивает дверь, вбегая, озирается вокруг и тихо закрывает за собой дверь, уходит.
— Черт.
Она не заслужила этого. Зачем, мать твою, она ринулась к машине и открыла дверь? Почему? Я вспоминаю ее лицо в тот момент, когда окликнул ее, и она обернулась с перекошенным от ужаса лицом, увидела меня и выдохнула с облегчением, которое отразилось у нее на лице — облегчение от того, что меня нет в автомобиле. И вдруг меня словно поражает мысль: она знала о заложенной бомбе в машине. Она решила, что я сидел в той машине и неслась со всех ног, чтобы предупредить меня.
Кто ей сказал? Кто послал ее туда? Я встаю на ноги, и начинаю ходить по комнате, пробегая рукой по волосам.
— Бл*дь.
Дверь открывается и входит Стелла, я перевожу на нее взгляд. Должно быть, она совсем на взводе, ее лицо красное, глаза опухшие, она прямиком шагает ко мне.
— Что, черт возьми, происходит с Далией? — требует она ответа.
— Она по-прежнему на операции.
Стелла качает головой, как будто не может понять, о чем я говорю, явно у нее шок.
— Сядь, — говорю я ей.
Она закрывает глаза ладонями, ее лицо искажается мукой.
— Я не хочу сидеть. Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что случилось.