Наша вражда началась очень давно. Я была сопливой девчонкой, которая только — только после инициации обрела магию и… была безумно влюблена в Вилла. Той самой, самой чистой, искренней детской любовью. Лучший друг Кира казался мне совершенством. Сильный, умный, красивый. А так как я всюду таскалась за Киром, то любовь в моем сердечке цвела с глубокого детства. И закончилась в один день. Мне было двенадцать. Наши семьи отдыхали в загородном доме, а мальчишки дурачились на улице, кидаясь снежками. Я же подпрыгивала у зеркала в нетерпении, но не смела выйти к любимому Виллу, пока не приведу себя в порядок. Платьице с красивой вышивкой на юбке, лаковые бордовые сапожки на крохотном каблучке, плотные перчатки с яркими крохотными вязаными розочками, любимая шубка и славный бордовый берет. И локоны. Они золотом рассыпались по спине. И мне было плевать, что такой вид совсем не подходит для игры в снежки. И вот в тот момент, когда я выплыла на улицу, где за криками, визгами и ругательствами не было слышно шума леса, в меня тут же устремился здоровенный снежок. И влепился мне аккурат прямо в лоб. Да с такой силой, что, не удержавшись, я плюхнулась на попу и отбила себе мягкое место. Слезы тут же навернулись на глаза. Но я сильная и сдержанная, столько раз тренировалась с папой и Киром (пусть они меня и щадили, но это все равно было избиением младенца), поэтому, гневно обвела взглядом потешающихся парней и замерла. Снежок прилетел от Вилла. И он кричал извинения, но не мог сдержать веселящейся улыбки. А я. я знала, что Вилл, уже поднаторевший в магии, каждый свой снежок направлял своим даром. Потоки воздуха, подчиненные Виллом, несли каждый комочек точно в цель. А значит. Не мог он промахнуться. Специально так. Обида на него была такой сильной, что недавно инициированные силы подчинились единственному желанию — ударить в ответ. А снег — он ведь та же вода, только кристаллизованная. В общем, снежный вихрь, взметнувшийся с земли, превратил Вилла в огромный сугроб. Я обиженно шмыгнула носом, поднялась, потирая отбитую пятую точку, отряхнулась, развернулась и ушла в дом. А тем же вечером получила знатный нагоняй от отца и была наказана на неделю за применение магии. И любви и след простыл. Разве можно любить того, кто беспощадно зарядил мне в лоб снежком, а потом еще и наябедничал? Вот и я решила, что нельзя. Самолюбие его задела, видимо. Надо же, какая-то сопля уделала самого Вилла. И при каждой нашей следующей встрече я вспоминала его подлый поступок и злилась. Злость переросла в ярковыраженную неприязнь. А выражалась она в том, что я исподтишка пакостила Виллу, а он не давал спуску мне. Детские пикировки, взаимные обвинения и легкие «подножки», устроенные магией стали стабильной составляющей наших отношений. Я могла споткнуться на ровном месте, Вилл регулярно давился напитками, сидя со мной за одним столом. И чем старше мы становились, тем яростнее было противостояние. Киру приходилось метаться меж двух огней и тушить возникающие пожары, чтобы мы не разрушили что-нибудь и не поубивали друг друга. Но однажды, устав от своей роли, Кир устроил нам встречу. Мне было шестнадцать, Виллу и Киру по восемнадцать и они только — только поступили в академию.
Когда в комнату, где уже сидела я, вошел Вилл, я зашипела:
— А этот что тут делает?
— Зачем ты меня позвал? — бросил Вилл, окатив меня взглядом полным ненависти.
— Сядь, — рыкнул Кир на Вилла, перевел на меня взгляд и зашипел, не хуже чем я минутой раньше, — а ты помолчи. И вы оба — слушайте.
Кир был крайне раздражен и зол. Он вышагивал между нами и сжимал кулаки до побелевших костяшек.
— Мне надоели ваши детские игры, — звенел голос братца в нашей гостиной. Я лишь кривилась и ухмылялась. — Вы оба мне дороги. Но ваш дебилизм уже ни в какие ворота. С сегодняшнего дня я больше не буду вмешиваться. Хочется вам кошмарить жизнь друг друга — пожалуйста. Меня задрали ваши разборки. Но ты, — он повернулся ко мне и вперил тяжелый взгляд посветлевших серых глаз, — если ты выйдешь за рамки правил и закона, или попытаешься прилюдно унизить моего друга, надеясь на мою защиту или покровительство отца, то даже не надейся. Я сам доложу отцу о твоих подвигах. И ни слова не скажу в твою защиту, какое бы наказание он для тебя не выбрал.
Вот это обидно. Мне нередко удавалось отделаться легким внушением и какими-нибудь мелкими лишениями за проделки с Виллом, потому что Кир заступался. А еще бесила ухмылка Вилла. Победная такая, жесткая и издевательская. Я с трудом удержалась от того, чтобы залепить ему в лицо водяным шаром, чтобы охладить его пыл и смыть улыбку. Но думаю, Кир бы мне прямо тут подзатыльник отвесил, так что сдержалась, а спустя мгновение, когда брат повернулся к Виллу, показала давнему недругу одну из конфигураций пальцев и уже сама ощерилась в предвкушающей улыбке.