Мужчина в радужной мантии усмехнулся уголками губ, и мальчик с запоздалым раскаянием сообразил: уж кому-кому, а Верховному Хранителю это известно лучше многих.
— И кроме того, до поры до времени, — торопливо продолжил Лэйо, — слова Советника не расходились с делом. Он действительно поддерживал Милославского советом и магией, помогал ему освоиться в мире. А потом я заметил, что Эль-Стаури вербует себе сторонников из молодых эльфов. Тогда я не знал его целей, но то, что он скрывал это от Милославского, заставило меня насторожиться. Я решил наконец-то уничтожить свое заклинание… и не смог. Тот способ, на который я рассчитывал, не сработал. Как раз в этот момент вернулся Энриль, и мне пришлось все ему рассказать. Риль объяснил, что для контрзаклинания существует список ограничивающих параметров, который занимает целый отдельный том, и если я не учел их при создании, он не в силах помочь… Мы стали вместе думать, как исправить положение. К тому времени уже стало понятно, зачем Советник все это затеял: он начал убеждать Милославского собрать Звезду. А потом в Эртан перенеслась Юля — дочь дочери Энриля. Тогда — наверное, впервые — мне стало по-настоящему страшно. Ведь с участием носителя нашей Силы можно было воссоздать Звезду даже без кристалла-посредника. Я уже был готов звать отца. Но Риль сказал: «Подожди. Давай посмотрим, это может быть к лучшему.» И мы стали смотреть.
Когда свет снова вспыхнул, Дан обнаружил, что они стоят на лесной тропинке. Солнечные лучи пробивались сквозь вершины сосен, мягко отражались от янтарных стволов. Пахло нагретой смолой, хвоей и вереском. Ветер звенел в кронах, но внизу было спокойно.
Девушка огляделась с восторженным изумлением.
— Это ты сделал?
— Что?
— Только что дорога шла среди полей. И вдруг раз! — неопределенный взмах рукой, — и сосны! Я так не умею.
— Там жарко, — невпопад пояснил Дан. — У тебя щеки обгорели.
Он и сам не знал, как это у него получилось. И у него ли?
— Ой. — Юля приложила тыльную сторону ладони к лицу. — И правда. Я не заметила.
Шли молча. Первое время Дан настороженно прислушивался к ощущениям, ожидая подвоха со стороны Дороги, но опасности не чувствовал. Ему впервые пришло в голову, что, возможно, Дорога предстает такой, какой ты ожидаешь ее видеть: гостеприимным домом или полной опасностей тернистой тропой. В прошлый раз он боялся. Даже не помня своей цели, боялся: не найти, не успеть, не добраться. Сейчас его цель шагала рядом — легко и бесстрашно, словно каждый кустик и каждый изгиб тропинки был ей знаком.
Дан не жалел о своем выборе, но не отпускала какая-то смутная тревога, словно позади он оставил что-то важное.
Постепенно стемнело. Интересно, холодно ли здесь ночью, с некоторым беспокойством подумал Дан. И словно в ответ на его мысли между стволами — чуть в стороне от тропы — показался огонек.
Девчонка лет двенадцати деловито помешивала ложкой в котелке. Отблески пламени играли на ее волосах — светлых и невесомых, как тополиный пух. Дан шагнул в круг света.
— Здравствуй… Эль.
— Здравствуй, — девочка кивнула приветливо и обыденно, будто близкому знакомому, с которым вчера расстались. Бросила взгляд на его спутницу. — Я вижу, ты нашел то, что искал.
— Нашел. Твой амулет здорово помог мне. Спасибо. Только я не могу его вернуть. Он… потерялся.
— Не страшно, — Эль лукаво улыбнулась. — Это был не амулет.
— А что?
Девчонка пожала плечами:
— Просто монетка на шнурке. Ты сам всего добился. Я же говорила: верь себе.
Дан ошеломленно уставился на нее, не зная, злиться ему или смеяться. С одной стороны, было досадно, что его провели, как мальчишку. С другой — эта ложь, как ни крути, спасла ему жизнь и помогла дойти до цели.
— Есть хотите? — как ни в чем не бывало спросила Эль. — В сумке — там, за бревном, — хлеб и сыр. Возьмите сами, я не могу отойти.
— Спасибо, — Юля села на бревно, наклонилась за котомкой и вдруг умиленно заулыбалась: — Ой, славный какой. Брат?
— Дочь подруги, — пояснила Эль, одной рукой высыпая в котелок щепотку ароматной травы, другой продолжая помешивать. — Сильвары. Она скоро вернется.
Дочь Сильвары? Дан очнулся от раздумий и с любопытством заглянул за бревно. На кожаной куртке, завернутый в пестрое одеяльце с разлохмаченными краями, посапывал младенец месяцев четырех-пяти от роду.
— Ничего себе! — не удержавшись, присвистнул Дан.
Для него с момента встречи с девушкой в бежевом платье прошло немногим больше трех месяцев. Ну ладно, может быть, четыре — он плохо запомнил свое путешествие по Дороге. А ее дочка успела уже не только родиться, но и подрасти!
— Тише, — укоризненно сказала Юля. — Разбудишь.
И как будто услышав ее слова, девочка завозилась в одеяле, закрутила головой, сморщила личико и вдруг, не открывая глаз, оглушительно заревела. Дан вздрогнул от неожиданности. Где-то справа раздалось переполошенное хлопанье нескольких пар крыльев — похоже, резкий звук вспугнул целый выводок.
Эль, продолжая помешивать в котелке, обернулась к Юле:
— Возьми Данку на руки, пожалуйста. Она быстро успокоится, — и чуть виновато добавила. — Есть, наверное, хочет. Что-то Силь задерживается.
Юля вручила Дану котомку с продуктами, подняла малышку на руки и отошла с ней подальше от костра, тихонько бормоча что-то ласково-бессмысленное про ушки и носик. Девочка еще покричала немного — уже без прежнего энтузиазма — и затихла.
Нарезая хлеб, Дан невольно прислушивался к Юлиному воркованию и вдруг поймал себя на том, что улыбается. Все это было каким-то противоестественно нормальным — словно бы и не сидели они у чужого костра в незнакомом лесу по дороге из ниоткуда в никуда. И совсем не вязалось с образом отчаянной девчонки, бесстрашно шагающей навстречу опасностям и приключениям.
Сзади воцарилось молчание — только ветки изредка похрустывали под Юлиными ногами. Дан обернулся.
На мгновение ему показалось, что ребенок как-то неуловимо изменился: волосы потемнели и лицо вроде стало немного другое… впрочем, кто их разберет, этих младенцев, они все похожи. Но волосы точно были светлее! Дан чуть наклонился, позволяя свету костра упасть на ребенка. Нет, все в порядке. Просто игра освещения.
Юля бережно уложила девочку обратно на куртку, подоткнула одеяло под спину. По расслабленному личику скользнула сонная улыбка и Юля улыбнулась в ответ — неосознанно, почти рефлекторно, как мать улыбается своему ребенку.
Дан замер, пораженный внезапной догадкой. До него неожиданно дошло, о каких планах говорил Советник и почему перепугался, когда Юля едва не воткнула в себя кинжал. Почему Алана согласилась помочь, взглянув на Юлино бездыханное тело. Не только согласилась, но и уговорила надменного, презирающего смертных архимагистра Аль-Канаро. Его, Дана, красноречие, тут совсем ни при чем.
Но ведь он уже сделал свой выбор. Даже если бы можно было вернуться… это бессмысленно. Алана наверняка все рассказала, и магистр Астэри снял заклинание, поддерживавшее жизнь в Юлином теле — оно слишком энергоемко, чтобы подпитывать его Силой просто на всякий случай.
Наверное, у него было страшное лицо, потому что Юля вздрогнула, столкнувшись с ним взглядом.
— Что с тобой?
Но путь назад может быть не только в пространстве, но и во времени, ведь время — это часть Дороги, а Дорога ведет туда, куда тебе нужно придти.
— Если ты не вернешься, он умрет, не родившись.
Только одного желания мало. Нужна вера.
— Кто?
А веры у него в достатке.
— Наш сын.
Верховный Хранитель снова — в который уже раз — поднял руку, призывая публику к спокойствию. На этот раз ждать пришлось долго. Рассказ Энриля — история его запретной любви — вызвал бурю эмоций в зале. После слушания ее будут обсуждать явно не один Вздох.
— Вэллинтайн, младший Наследник Дома Га'Эрта, готов ли ты отвечать на мои вопросы?
Вэлль старался держаться спокойно, очень старался, но Лэйо видел, как дрожат его пальцы, слышал учащенное дыхание. Мальчик снисходительно улыбнулся про себя. У них с Вэлькой был давний спор: он, Лэйо, утверждал, что наследник князя должен быть бесстрашен, Вэлль возражал, что главное — это благоразумие. Однако сейчас, похоже, друга оставила не только храбрость, но и разум. Ведь очевидно, что на нем вины нет, и максимум, что ему грозит, — это взбучка от отца. Тоже приятного мало, но все-таки не Пустые Миры… Чего так дрожать? Поучился бы у кузины Альтерры — она свою часть истории изложила так, что даже Лэйо заслушался, а в задних рядах начали аплодировать. Неужели Рыжей все нипочем?