- Я не боюсь Девильеры, - всё ещё смеясь, говорит Оул, поднимая голову и глядя мне прямо в глаза.
- Потому что я здесь? – спрашиваю, одними пальцами прикасаясь к его щеке.
- Ну, пока что да, - улыбается он, уже догадываясь, что я хочу сделать.
- Я не так силён и крут, как ты думаешь, - наклоняюсь ближе, чтобы поцеловать. Странное это ощущение – понимать, что тот, кого ты так любишь, любит тебя в ответ. Оул обвивает мою шею руками и я, не рассчитав силы, валю его на пол. Оул улыбается, закрывает глаза. Я никогда прежде не видел такой улыбки… Могу ли я судить лишь по выражению лица, счастлив ли человек? Оул был со мной, в каком бы теле я ни был. Его никогда не смущало то, что я всегда разный. Он как будто бы умеет видеть за телом, сквозь него. Для него я – всегда Джесс, один и тот же Джесс. И он ни с кем меня не спутает. Я уже себя не контролирую, и руки мои грешные лезут к Оулу под кофту. Тот, сдавленно вздыхая, вздрагивает подо мной, но сразу же расслабляется. Я целую его в шею, тёплую и белую, как снег. Оул опять вздрагивает. Странно, что он ещё не привык… С каких пор мы стали любовниками? Наверное, это было заложено в нас ещё задолго до того, как мы это поняли. Руки сами тянутся к пряжке ремня, а губы не в силах прервать поцелуи. Я схожу с ума. Медленно, но верно. И, вероятно, скоро мы оба станем психами, достойными друг друга. Куда я качусь… Да я не качусь, я бегу, спотыкаясь, бегу, никак не останавливаясь. Да я и не хочу останавливаться.
- Ой, - дёргается Оул, наткнувшись на холодную ножку комода обнажённой спиной.
- Что, холодно? – заискивающим тоном спрашиваю я.
- Слишком жарко, - шепчет Оул, улыбаясь. Наверное, я становлюсь одержимым. Снова тянусь к его губам, и…
- Эй, парни, у вас, кажется, холодильник сломался... – Рихард встаёт столбом, глядя на нас с Оулом со смешанными чувствами, отражающимися на его наглой роже: с одной стороны, он никак не может поверить в то, что видит, а с другой, вероятно, в нём проснулся мужик и теперь он не понимает, плеваться ему во все стороны или тактично удалиться.
- Адельберт, тебя стучаться в детстве не учили? – не замечая грубости в голосе, бурчу я.
- Я попозже зайду, - всё ещё со ступором на роже бормочет Рихард, прикрывая за собой дверь. Оула прорывает на поржать, а я и сам не понимаю, почему чувствую себя так… эмм… нормально, что ли. Как будто так и должно быть. Как будто нет никакой Девильеры.
- По-моему, Рихард что-то заподозрил, - всё ещё смеясь, говорит Оул, поднимаясь с пола, застёгивая ремень и поправляя кофту.
- Но мы всё равно не палимся, - я тоже поднимаюсь, бросая окурок в лужу возле зеркала. Нас опять затопили соседи сверху.
… На кухне прохладно из-за открытой форточки. Оттуда, из самого сердца муравейника, доносятся стоны машин и монотонный стук капель дождя об асфальт. Рихард сидит за столом, рассматривая что-то в дымящейся чашке и изредка поглядывая на догорающий окурок в пепельнице. Как мне с ним разговаривать? Лекс, узнав о нас с Оулом, не так уж и бурно отреагировал, лишь спросив у меня прямо, гей ли я. Ну… учитывая то, что я бессмертен и не особо ощущаю свой пол, то я мог лишь сказать, что для меня не имеет значения пол человека. Лекс лишь хмыкнул. Больше мы эту тему не поднимали. Лекс уважал меня, считал феноменом, мутантом, чуть ли не божеством. Поэтому все «грешные приземлённые стереотипы» на меня не распространялись. Но Рихард… Он другой. Он считает себя равным мне, считает, что может говорить мне, что делать. Хотя он приходит сюда почти каждый день уже неделю и вполне стал своим, я до сих пор не могу к нему привыкнуть. Какой-то он чужой. Но… он хотя бы пытается что-то делать, в отличие от меня. И его до сих пор не заметила Девильера.
- Чайник горячий? – спрашиваю я, чтобы хоть как-то начать разговор. Пока этот немец не выведает всё, что ему нужно, он будет с обиженной миной восседать здесь и корчить из себя вселенского страдальца.
- Потрогай, - безразличным тоном говорит он мне. Ну ведь понял же, для чего я спросил, и всё равно упирается. Дитё дитём.
- Слушай, ты ведь из-за увиденного ведёшь себя, как ребёнок? – спрашиваю я уже напрямую. Буду ещё я ради этой малолетней истерички ломать комедию. Сыплю в чашку три ложки растворимого кофе, заливаю кипятком из всё-таки раскалённого чайника, беру чашку и сажусь напротив Рихарда.
- С чего ты взял? – спрашивает он, не поднимая взгляда. Нет, это уже начинает меня раздражать.
- Если есть какие-то претензии ко мне, можешь изложить их прямо сейчас, - говорю я, залпом выпивая весь кофе и с глухим стуком ставя чашку обратно на стол. Посмотрим, что же так взбесило нашего дорогого немца.
- Нет никаких претензий, - Рихард смотрит на меня с улыбкой затаившейся кобры.
- Может, хватит уже?
- Хватит. Согласен.
- Тебе стоило бы ко мне хоть иногда прислушиваться.
- А почему это ты здесь главный? Почему не Оул, который всегда был рядом и с тобой, и с Лексом? Которому приходилось выдерживать все удары Девильеры, и поверь мне, это очень сложно! Он слушается тебя, как… как… как твоя личная наложница! Он ради тебя готов на всё, а что в ответ? «Молодец, Оул, хороший мальчик, давай я тебя за это поцелую!»
С неприятным звуком всё содержимое чашки Рихарда оказывается у него на лице. Я становлюсь нервным. Но, собственно говоря, есть чему меня нервировать.
- Оул тебе не девочка, кажется, ты немножко дверью ошибся. Если он тебе нравится, не надо всю свою злость срывать на мне, - моя очередь улыбаться. Рихард растерян, он не знает, что ответить. Зато я знаю. Мне становится смешно. Никакой он не ребёнок, не дурак и не наглец. Он такой же свой, как и Лекс. Просто немного не в ту сторону его повело. Я смеюсь, Рихард виновато улыбается. В его волосах запутались мокрые чаинки, по лицу текут медные ручейки, впадая в крохотные озерца в уголках губ.
Нашли ли мы общий язык?
На меня капает с потолка.
Нас опять затопили соседи сверху.
Мне начинает нравиться этот ненастоящий дождь.
Глава 5. Решения и время.
Я иду по коридору, который кажется мне бесконечным. Где-то там, вдалеке, брезжит желтоватый свет, который впоследствии покажется мне чистейше-белым. Где я? Сон ли это? Явь? В глазах – крохотные звёздочки, которые танцуют и переливаются всеми цветами радуги. Я не слышу собственных шагов. Значит ли это, что всё происходящее – лишь мой сон? Но ведь я не приходил сюда. Значит, никогда и не уйду? Я всё ещё иду по этому коридору. У него нет стен, нет потолка, есть только бесконечная темнота, заглатывающая этот мир весь целиком. Я окунаю руки во тьму, и она отзывается приятным обволакивающим мурчанием. Так обычно мурлычат довольные накормленные кошки. Я чувствую спокойствие и умиротворение, я слышу голос темноты, а она в свою очередь чувствует моё присутствие. Я здесь не просто так. Меня сюда кто-то привёл. И я уже догадываюсь, кто бы это мог быть.
«Ты уже познакомился с Мглой, Джесс?»
Я слышу лишь голос, но я уверен, что она где-то совсем рядом. Она ждёт удобного момента, чтобы обрушиться на меня неодолимой волной, чтобы навечно оставить меня в своих руинах. Стоит лишь подождать.