А потом я очутилась в Париже с подругой, которая приехала туда с единственной целью — купить сумку Kelly. Вы наверняка знаете, что это такое. Но я не знала. Никогда не слышала ни о каких Kelly. «А что за сумка?» — спросила я подругу. Та посмотрела на меня как на древнего человека, который много веков проспал в пещере и только что проснулся в будущем. И объяснила: «Сумка Kelly — это сумка от Hermès, которая появилась в 1950-е годы и стала знаменитой благодаря Грейс Келли, отсюда и название». Эта сумка — классика, эквивалент идеальной нитки жемчуга в мире сумок. Их всё еще производят, но моя подруга не хотела новую Kelly — ей нужна была винтажная. Она слышала, что у одного продавца на блошином рынке есть несколько штук на продажу. Блошиный рынок работает только по выходным, поэтому несколько дней мы ходили по ресторанам, пили, ели и смотрели достопримечательности, но всё это (для моей подруги по крайней мере) было лишь прелюдией к основному событию. «А сколько стоит сумка?» — спросила я. И выпала в осадок, услышав ответ: «Около трех тысяч долларов». Три тысячи за какую-то старую — не новую — сумку плюс билет на самолет! (Вы же посчитали билет на самолет? Я посчитала!)
Наконец мы пошли на блошиный рынок и увидели Kelly. Я не знала, что и сказать. Она напомнила мне сумку, с которой ходила моя мама. В нее почти ничего не помещалось, она неудобно висела на локте подруги. Может, я ничего не понимаю, но мне кажется, что сумка, которую нельзя повесить на плечо, а можно только на локоть, прибавляет десять лет возраста и к тому же обездвиживает половину тела. В современном мире руки должны быть свободны. Не хочу казаться занудой, но сумка на локте, как и туфли на высоких каблуках, по сути, делает вас маломобильной гражданкой. Думаю, это одна из многих причин, почему мужчины не носят такие сумки. Если одна рука занята, вы лишаетесь возможности сделать кучу интересного — например, локтями пробить себе дорогу в толпе, обнять любимого, взобраться на самый верх по скользкому канату, помахать обеими руками таксисту.
Впрочем, моя подруга все равно купила Kelly, заплатив за нее две тысячи шестьсот долларов. Цвет попался не совсем такой, как она хотела, но сумка оказалась в превосходном состоянии. Разумеется, ее нужно было сразу покрыть водонепроницаемым составом, ведь стоило ей промокнуть под дождем, и она сразу испортилась бы, наполовину упав в цене. Водонепроницаемый состав? Промокнуть? До этого мне никогда не приходило в голову, что нужно так волноваться за сумку, и уж точно я не подозревала, что сумки обрабатывают каким-то там составом. Эх, ничему меня мама не научила, подумала я, и мне чуть не стало себя жалко. Но тут пришло время обеда.
Мы сели в бистро, сумку Kelly поставили на середину стола, и она стояла там, как памятник нашей успешной шопинговой экспедиции. И тут на улице пошел дождь. Глаза моей подруги наполнились слезами. Губы задрожали. Сумчатое рисковало лишиться своей сумки, и это было для него невыносимо. Ведь Kelly еще не успели покрыть водонепроницаемым составом! Теперь придется сидеть здесь весь день, чтобы ни капли влаги не попало на драгоценную сумку. Я даже подумала, что моя подруга, возможно, останется в бистро навсегда. Пройдут годы, дождь будет идти, не переставая. Подруга состарится (зато ее сумка с годами, конечно, станет только лучше) и в конце концов, как Лотова жена нашего времени, кристаллизуется вместе с Kelly, превратившись в памятник людям, которые слишком любили свои сумки. О ней будут слагать баллады и легенды. В тот момент я окончательно перестала волноваться из-за сумок и решила: с меня хватит.
Вернувшись в Нью-Йорк, я купила себе сумку. Точнее, не совсем: «сумка» для такого предмета — слишком громкое название. Это нечто с изображением громадной нью-йоркской карточки на метро, желтой с синим. Желтый — как такси, синий — самого ужасного оттенка на свете, чистый ультрамарин. Сумка не подходит ни к чему и, следовательно, если провести глубочайший философский анализ, подходит ко всему. Она из пластика, значит, на сто процентов водонепроницаема. В любое время года она выглядит одинаково страшно. Купила я ее почти даром, за двадцать шесть баксов, и новую, видимо, покупать вообще не придется: сумка выглядит абсолютно неубиваемой. А главное — поскольку она никогда не была в моде, то никогда из нее и не выйдет.
Не стану врать, эта сумка годится не для всех ситуаций; в редких случаях приходится брать другую, которую я терпеть не могу. Но обычно я все-таки хожу со своей страшной сумкой. И куда бы я ни пошла, мне повсюду говорят: «О, какая она у вас классная! А где вы ее купили?» И я отвечаю: «В музее транспорта на Центральном вокзале, а средства от покупки пошли на улучшение инфраструктуры нью-йоркского метрополитена (хотя она и без этого чудо как хороша)». Думаю, после моих слов не один человек пошел и купил такую же сумку. А может, не пошел. Мне все равно. Главное — теперь я счастлива!