Джеймс Уильямс недолюбливает людей за слабости… Что ж, этого вполне следовало ожидать даже исходя из его собственного поведения. Самостоятельность, уверенность в себе, твердость характера, — все это не просто проскальзывает мельком в Уильямсе, а буквально горит в каждом его жесте и слове. Хотя надо отдать ему должное, к омегам он относится намного мягче и спокойнее, чем к тем же бетам. Взять хотя бы Феличиано, которого Джеймс покорно терпит и выслушивает все рассказы болтливого омежки. Странный парень, как считает Мэтт, но его интерес вместо того, чтобы, наконец, угаснуть, разрастается с новой силой.
Гилберт заканчивает со всем буквально минут через двадцать. Он потягивается сладко, разминает затекшие конечности и, хлопнув Мэтта по плечу, прощается. Мэтт выходит с ним покурить напоследок, прикрывает дверь студии и садится на диван, разбираться со сценариями к понедельнику.
Глаза слипаются все сильнее, когда Джеймс, зевая, наконец выходит из кабинета. Он выглядит совсем вымотанным, но довольным, однако стоит только увидеть Мэтта, и ухмылка сползает с лица.
— Все сделано, — отчитывается он достаточно сухо и ведет носом. К ночи запах Мэтта чувствуется сильнее, возможно оттого, что нет вокруг него толпы, и Джеймс слабо различает его сладость, но молчит.
— Уже поздно совсем, — чуть отрешенно шепчет Мэтт без привычной улыбки — он весь сосредоточен на бумагах. — Подбросить тебя до дома? — спрашивает он, не поднимая взгляда.
Джеймс подвисает от этого непривычного, несколько сухого тона, но проходит секунда, Мэтт поднимает голову вверх и на губах его снова лежит мягкая улыбка, вымораживающая до скрежета.
— Доеду на такси, — бросает он и разворачивается на пятках.
Мэтт смотрит чуть удивленно, но он готов поклясться, что в последнюю секунду видел в глазах Джеймса интерес. А впрочем, это должно быть, всего лишь игра света.
Комментарий к Глава 5. Странные
https://vk.com/wall-141841134_79
========== Глава 6. Дядюшка Олли ==========
— Родерих, не хочешь встретиться на выходных?
Людвиг слышит негромкий разговор у диванов и качает головой — ответ он знает почти наверняка.
— Воздержусь.
Людвиг почти видит отрешенное высокомерие на лице Родериха, и усмехается — его двоюрный брат, та еще зараза, хотя, несомненно, мужчина очень красивый и умный. Доминик же, по всей видимости, не расстраивается, потому как голос его звучит весьма бодро и весело даже после отказа, но Людвиг больше не обращает на них внимания — Оливер как раз заканчивает телефонный разговор и продолжает прерванный диалог.
— Прости, сладкий, я просто нарасхват, — широко улыбается он и манит за собой в коридор. Рабочий день Керкленда уже закончен, а разговор Людвига не столь важен, чтобы тухнуть из-за него в кабинете, поэтому Оливер предпочитает говорить по дороге к выходу. — Так что ты хотел спросить? — уточняет еще раз он.
— На счет встречи с редактором журнала, — напоминает Людвиг.
— Ах да, что-то не так с ней? Мне казалось, Ваня обо всем договорился, — удивляется Оливер и одергивает полы жилета.
Он, как и всегда, сама грация. Легкие движения, кажется, выверены до миллиметра, взгляд голубых глаз направлен из-под пушистых ресниц и смотрится столь невинно, что Людвиг в очередной раз невольно засматривается. На Оливера сложно не смотреть — он слишком привык быть в центре внимания и мастерски умеет это внимание получать. Керкленд легкий в общении, кокетливый там, где это нужно, и даже его излишняя слащавость не раздражает, а напротив приманивает, полностью дополняя его образ идеального омеги. Таких действительно надо еще поискать: даже в свои тридцать шесть, Керкленд вызывает восхищение у окружающих. Не только альф, у абсолютно всех.
— Да, Ваня и правда договорился, — соглашается Людвиг, возвращаясь к разговору. — Но у меня вопрос немного… Личного характера. Зачем на эту встречу идет Альфред?
Людвиг держится спокойно, хотя до последнего не хотел говорить об этом с Оливером. Это всего лишь просьба Вани, который, едва узнав о Джонсе, смачно разбил в кофейне чашку. Вряд ли нарочно, но, кажется, окажись в тот момент перед ним целый сервиз, Брагинский бы методично скидывал его поочередно на пол.
— Ах, ты об этом, мой хороший… — Оливер отмахивается как от пустяка. — Мальчик очень просил меня отправить его вместе с Ванечкой, так почему не дать ему набраться лишнего опыта?
Людвиг тяжело вздыхает. Все ровно так, как он и предполагал — Альфред сам просил об этом, а Керкленд, добрая душа, никогда не откажет ребенку. «Чем бы дитя не тешилось», как говорится.
— И все же, — Людвиг старается призвать всю свою логику и веские доводы. — Главный редактор — человек весьма капризный, и Ваня немало сил потратил, чтобы добиться у него встречи. У Альфреда будет возможность увидеться с ним на интервью, а потому я не вижу смысла… — его прерывают не грубо, но весьма неожиданно, подхватывая под руку. Оливеру закон не писан, он и о личном пространстве слышал, кажется, только понаслышке, а потому Людвиг осекается в удивлении.
— Отставить все эти домыслы, мой хороший, — Керкленд говорит, как ни в чем не бывало. — Я ценю твою заботу о нашем успехе, но поверь моему чутью, в таких встречах полагаться нужно не на это, — он указывает на свою голову. — А на это, — палец плавно перетекает к сердцу. — Я больше чем уверен, что Альфред задобрит этого редактора, а потому готов рискнуть и послать его туда под присмотром Брагинского, — Оливер вдруг кокетливо хихикает и идет дальше. — Заметь, только под присмотром Ванечки, одного бы я его туда не пустил. Так что вопрос решен.
Людвиг хочет завыть, но не может не согласиться — в конце концов, у Альфреда и правда дар нравиться людям. Кажется, Ване придется набраться терпения и крепких нервов в предстоящей встрече, но Людвиг, по крайней мере больше не будет корить себя за бездействие — он хотя бы попытался помочь другу.
Они доходят до выхода, где Оливер машет на прощание рукой и выскальзывает из лифта. Людвиг же возвращается обратно на их этаж — его еще ждет работа.
— Здравствуйте, Мистер Керкленд, куда изволите ехать? — грубый голос звучит от входа, а в мусорку летит недокуренная сигарета.
— Мой маленький кексик, еще раз назовешь меня мистером Керклендом и навечно останешься малышом Джеем. Даже при Стиве, — Оливер грозит пальцем в воздухе, а Джеймс усмехается и примиряюще поднимает руки перед собой.
— Каюсь, был неправ, — на его губах лежит грубая улыбка, которая редко когда появляется в офисе, а Оливер тут же тянется и трепет его по волосам, и впрямь как маленького ребенка.
— Вот то-то же, — тихо хихикает он. — Ну что, сладенький, поедем в магазин или ты как всегда предпочитаешь что потише? — он хитро щурится и смотрит, как Джеймс нервно усмехается.
— Давай как-нибудь без магазинов, мне до сих пор страшно с тобой ходить за вещами.
Оливер смеется и подзывает личную машину, а Джеймс, не торопясь, забирается в автомобиль следом за ним.
Керкленд решает направиться в небольшую кофейню. Он сам и впрямь бы предпочел съездить с воспитанником за шмотками, вот только Джеймсу такое не просто не по нраву — он терпеть не может все эти омежьи тряпки, а сам, зачастую, одевается в отделе альф, благо рост и комплекция позволяют. В общем, вариант с шопингом отметается сразу и на протяжении многих лет. Шести, если быть точнее, ведь именно столько времени Оливер и находится в их странной семье.
Оливер Керкленд, несмотря на свой пол, всегда был очень целеустремленным. Он рано начал работать, рано нашел себе пару, рано расписался с суженным и создал семью. И так же рано ее потерял. Возможно, сложись жизнь иначе, не было бы ни работы на телевидении, ни собственного шоу, а сидел бы Оливер со своими детьми и познавал бы омежье счастье. Вот только судьба его распорядилась иначе.
После третьего выкидыша, врач поставил неумолимый диагноз, а суженный — альфа, просто помешанный на традиционных порядках, в которых обязательно должны были быть дети, просто ушел от никчемного омеги. Этот период стал для Оливера переломным. Именно тогда, он стал вкалывать как проклятый, чтобы отвлечься от своих проблем, именно тогда, будучи двадцати двух летним юношей он пробился на такие высоты, о которых другие и не мечтали. Керкленд хватался за все, полностью зарываясь в своей карьере, и оно того стоило. Депрессия отошла на задний план, карьерный рост был просто колоссальным, и Оливер был почти доволен своей жизнью.