— Джей, мне правда очень много нужно тебе сказать, идем в комнату? — просит он почти умоляюще, а Уильямс уже хватает его за руку, ощущая ее тепло.
— Как и мне, идем, — тянет он и нервно сглатывает.
В комнате Мэтта непривычный беспорядок, но даже на него Джеймс смотрит с каким-то теплом, когда сам Уильямс проходит к кровати и взглядом приглашает на нее Джеймса. Тот не мнется ни секунды, но стоит лишь сесть рядом, и слова словно вылетают из головы. В комнате виснет тишина, пока оба собираются с мыслями, и Мэтт вдруг выдыхает шумно и начинает разговор.
— Я говорил с твоим братом и отцом, — тихо произносит он, заламывая руки. Джеймс давно уже знает этот жест — Мэттью страшно волнуется. Однако слова удивляют, ладно Стив, но где Уильямс мог пересечься с Андре? — И твой отец… В общем, он рассказал мне немного о твоем детстве.
Джеймс стекленеет лишь на секунду, пока осознает сказанное, а потом вдруг не удерживается и смеется, откидываясь на простыни незаправленной кровати. Вся эта ситуация до ужаса абсурдна, вся их ссора кажется теперь попросту глупостью и от этого становится так легко, что Джеймс просто не может удержаться.
— А меня просветили в твое, — сквозь смех говорит Джеймс. Мэтт удивленно таращится на откровенно веселящегося Уильямса, и только после до него доходит смысл слов. — Знаешь, мне кажется наши родственники в разы умнее нас самих. А еще намного упрямее.
Мэтт и сам вдруг улыбается и заваливается рядом, торопливо отодвигая в сторону одеяло. То скользит, падает на пол бесформенной кучей, но на это настолько все равно в эту секунду, что никто и не обращает внимания. Все напряжение разом утекает за этим смехом, все переживания минувшего месяца словно растворяются подобно дыму сигарет в воздухе, и на душе становится невыносимо легко.
— И все же я хотел извиниться, — тянет тихо спустя несколько минут Мэтт, не отводя взгляда от этого расслабленного лица рядом.
— Брось, я с самого начала не считал тебя ни в чем виноватым, — отмахивается Джеймс с теплой улыбкой на губах. — Напротив, меня это поставило в такой ступор, что я даже на месте не успел уточнить, о чем ты говоришь, как ты уже сбежал.
— Глупо, — смущается Мэтт, но щеки мягко касается шершавая ладонь и с нежностью очерчивает.
— А ты простишь меня? — шепчет следом Джеймс. — Я ведь вел себя как полный придурок и тебе доставил немало хлопот, — голос немного срывается. Джеймсу все еще немного страшно услышать вдруг отказ, но Мэтт трется о ладонь, доверчиво тянется за ней.
— Я ведь тоже не винил тебя ни в чем, — отвечает Мэттью, и вдруг тонет в сильных и таких необходимых объятиях.
— Хочу быть рядом с тобой, Мэтти, позволишь? — Джеймс сжимает ладони крепче и втягивает сильнее запах, утопая и в нем, и в Мэтте.
— Дурак, — отзывается тот, обхватывая своего омегу ладонями и зарываясь носом в шею. — Я люблю тебя, как я вообще могу этого не позволять?
И Джеймс смеется тихо, жмурится сильнее, не в силах разжать руки и отстраниться. Он млеет от горячих ладоней, которые гладят его по волосам, млеет от жарких губ, которые целуют целомудренно в щеки и скулы, но от этого сердце сжимается и все естество охватывает теплом.
— Люблю, — шепчет Джеймс, зная, что на этот раз никуда не отпустит своего альфу, как и не позволит себе больше допускать таких колоссальных ошибок.
Мэттью замирает, хлопает с секунду глазами, а потом нежно целует в губы.
— Ты впервые говоришь это, — удивленно тянет он, а Джеймс лишь улыбается.
— Потому что дурак, — усмехается он, никак не желая выбираться из объятий. — Вот только не думай, что я только поэтому сразу выйду за тебя, — вдруг чуть серьезнее говорит он. Мэтт лишь расплывается в хитрой улыбке и приподнимает голову, глядя прямо в глаза:
— Хорошо, — кивает он. — Но спорим, что когда я предложу это, ты сразу согласишься? — он садится на кровати, тянет вперед ладонь и глаза смотрят с азартом и упрямством.
— Спорим! — Джеймс стискивает сильные пальцы в руке и усмехается сам. Потому что этот спор — он точно в этом уверен — будет однозначно проигран.
***
— Эй, Родерих, как там дела с музыкой? — Альфред, тяжело дыша, вбегает к звуковику и смотрит на него бешеными глазами.
— Все готово, — серьезно отвечает ему Эдельштайн и едва заметно зевает — время сейчас действительно раннее, а прошедшая ночь была насыщенной на суматоху.
Альфред удовлетворенно кивает и торопится дальше по списку. До прихода Мэтта остается не так много времени, а потому Джонсу необходимо заверить все сейчас — потом возможности уже не будет.
— Стив, я же говорил не отвлекаться! — закатывает глаза Ал, едва лишь спускается обратно на площадку.
Стив Уильямс увлеченно целуется с хихикающим Феличиано и откровенно лапает его, ни капельки не смущаясь. Оливер косится на все это с чисто отеческим счастьем — шутка ли, узнать, что у твоего воспитанника, наконец, появилась пара, причем уже несколько месяцев назад, и что эта пара — милый и отзывчивый Феличиано. Керкленд чуть ли не прыгал с утра от счастья.
К слову, Стива сюда позвал именно он, чем несказанно помог ребятам. Рук откровенно не хватало, а Уильямс, несмотря на то, что постоянно отвлекался, был весьма умелым. На пару с Домиником и Гилбертом они уже присобачили к подъемным тросам декорации, сделанные за одну ночь и утро, и теперь помогали распихивать по потайным местам всю выпивку и еду. Сложнее этого было только не спалиться перед Мэттом раньше времени.
— Так все готово, шеф, — усмехается тот, отлипая все же от Варгаса, но при этом не переставая прижимать его к себе. Лукашевич на это поглядывает с некоторым подозрением, но он лучше кого-либо знает, как Феличиано нравится такое собственичество.
— Да ладно?! — Альфред даже на месте подскакивает от удивления. Но, оглядев еще раз студию, не замечает никаких разительных отличий от привычного ее состояния, и довольно улыбается.
— Эй, ребят, Мэтт идет! — крик Байльшмидта от наблюдательного пункта возле окна звучит особенно громко. Народ тут же суетится, прячет последние следы преступления, а Альфред довольно потирает ладони.
— Вот и отличненько! — хмыкает он. — Главное помните, мы ничего не замышляем, — довольства в его голосе крайне сложно не услышать.
Мэтт заходит спустя пару минут, зевая и потирая сонные глаза. Он на секунду останавливается на пороге, когда видит непривычное оживление и слышит шепотки, удивленно таращится на Стива, а после как ни в чем не бывало идет по своим делам.
— Доброе утро! — улыбается он всем, и Альфред втихаря радостно хлопает в ладоши — Уильямс ничего не заподозрил, значит, остается лишь дождаться Джеймса.
Съемочный день проходит в обычном графике, разве что начинается он значительно раньше, ведь первый раз за все существование шоу к восьми часам на месте абсолютно весь состав от и до. Ну и Мэтта стараются осторожно не подпускать ни к кухне, ни к гримерке, ведь пространства не так много, и именно туда была спрятана основная часть сюрприза.
Перерыв так же наступает раньше. Альфред страшно пугается, когда на секунду теряет Мэтта из виду, но тот возвращается спустя пару минут из курилки и от сердца отлегает. За это время он успевает переговорить еще раз с Эдельштайном, который примерно через час с приходом Джеймса должен будет включить музыку, ведь это чуть ли не главная часть для создания атмосферы.
— А вдруг они так и не поговорят? — шепчет Гилберт втихаря, пока Уильямс занят с Феликсом.
— Ну уж нет, я уверен, что все сработает, — хмыкает в ответ Альфред. Он-то точно знает, что его идея вместе с советами Драгана, подпитанные искренней любовью к Мэтту, просто обязаны возыметь нужный эффект.
— Ребята! — почти отчаянный шепот запыхавшегося Доминика, звучит слишком неожиданно. — Там это… Джеймс идет!
— Что-о-о-о?! На час раньше?! — Альфред так и подрывается с места. Это все чертовски не по плану, Кику просто не успеет отвлечь Мэтта и вывести его в свой кабинет, остальные не подготовят плакат, не включат музыку, не достанут праздничный обед и все пойдет насмарку. Альфред подрывается с места, отчаянно думая, как спасти ситуацию, а заодно пытаясь отыскать взглядом друга.