И хотя больная принадлежала Игнату Монсону, меня попросили её посмотреть по дежурству – она просто в крик кричала от болей в большом животе. После ознакомления с результатами проведённого исследования мне оставалось только перебирать возможные внутрибрюшные заболевания, которые могут давать большое количество асцитической жидкости в животе и такую боль. Первое, что пришло мне в голову:
– Ребята, а это не рак ли яичника с вовлечением кишечника? Покажите её срочно гинекологам.
Гинекологи посмотрели больную, и на следующий день взяли её в операционную с предполагаемым диагнозом «рак яичника». Через полчаса зовут меня:
– Идите-идите-идите-ка сюда!!!
Больная принадлежала команде «зелёных», в которую входит Александр Опарин.
– Саша, там гинекологи зовут к вашей больной с открытым животом – что-то для нас нашли.
У больной оказался цирроз печени с асцитом и… острым холециститом, перешедшим в эмпиему (гнойник) жёлчного пузыря. Саша Опарин красиво исполнил удаление жёлчного пузыря и отмыл «морду лица» хирургического отделения.
Задержись мы ещё на денёк с операцией – больная с циррозом печени и асцитом могла бы и помереть от разрыва эмпиемы жёлчного пузыря в брюшную полость.
128. Хирурги и беременные пациенты
В Москве я только дважды призывался для участия в рождении человечков.
Первый раз это было в приёмном отделении районной больнички г. Химки – я помог разродиться молодой женщине. Злые и завистливые акушерки потом говаривали, что «женщина родила сама». Мне было наплевать: обычно деформированными мордочками все новорождённые выглядят на одно лицо, а та девчонка была такой выразительной и красивой, что я тут же предложил мамаше назвать её в честь принявшего его в жизнь – Вячеславой.
Второй раз меня по срочной послали в соседний с ВОНЦ АМН СССР родильный дом, где во время кесарева сечения у молодой женщины нашли рак желудка. У меня хватило соображения отказаться оперировать желудок в роддоме:
– Зашивайте живот, а через неделю переводите женщину к нам.
В Анголе я впервые столкнулся с ситуацией, когда хирург приходит утром в операционную и видит своё имя рядом с именем назначенного на операцию больного, которого до того и в глаза не видел…
Меня это просто убивало, поскольку я тогда числился в больших специалистах по торакальной хирургии и имел смутные представления об операциях по поводу паховых грыж, которые мне операционный лист предписывал делать.
Однажды высококвалифицированный кубинский хирург отправился выполнять гистерэктомию (удаление матки) по поводу большой миомы (доброкачественной опухоли) у неизвестной ему женщины. Кубинец был действительно классным хирургом – он оттяпал матку в самый наикратчайший срок. Тут же в операционной удалённую матку разрезали – посмотреть, что это за опухоль там такая чудная. Из матки вывалился маленький человечек. Долго можно спорить на тему «Кто виноват?», но случай невозможно защитить – в наши времена это привело бы к миллионному судебному иску в пользу искалеченной женщины.
За сутки дежурства в университетском госпитале Америко Боавида в Луанде мы принимали 100–120 больных, 4–5 из которых нуждались в большой операции – с открытием живота, а то и грудной клетки. Приходилось много работать, но именно это и составляет процесс обучения хирурга. Он несравним с чтением рафинированных учебников и пребывания в течение многих лет в какой-нибудь клинике с участием в конференциях для выслушивания бла-бла-бла профессора, который за 2–5 лет обучения даст вам оперировать в лучшем случае один или два простеньких случая в неделю. Обучение – это дискуссия на равных плюс предоставление возможности оперировать… много оперировать… всех своих больных.
Как-то около 2:00 утра я осмотрел последнего больного и подумывал о том, чтобы соснуть минут 30–60. Выходя из кабинета, за дверью на скамейке обнаружил чёрную женщину. Взял у неё историю болезни, в которой кубинский терапевт написал: «Амёбный абсцесс печени». Хирургических осложнений амебиаза тогда в Луанде было очень много – я за год набрал 521.
– Ну, синьора, снимайте штаны и проходите на кушетку… – со вздохом сказал я.
Когда моя синьора расположилась удобно на кушетке, я обратил внимание на её откровенно торчащий живот – так живот выглядит обычно у женщин в родах.
– Синьора беременна?