(2) Использование большого пальца для «рассечения» межребёрных мышц до позвоночника – именно до позвоночника – непременное условие успешного расширения торакотомной раны и из переднебокового доступа. Мне не понравилось рассечение кожи и мышц почти до позвоночника – травматично, а если упомянутый манёвр имени «большого пальца» не выполнен, то и этот травматичный разрез не обеспечивает достаточного доступа.
(3) Пищеводно-желудочный анастомоз аппаратом, введённым через дырку в кардии после отсечения пищевода… К такому приёму вынужден был прибегнуть мой профессор Пирогов для того, чтобы покончить с «демократическим» подходом хирургов к формированию пищеводно-желудочного анастомоза – эта «демократия» обеспечила высокую летальность. Диктатура нормализовала положение до уровня «средне-российского». На эту тему можно говорить много пустого.
В главный провинциальный госпиталь в Полокване пару месяцев назад прибыл молодой доктор Легоди, только-только получивший диплом специалиста кардио-торакальной хирургии.
Перед Новым 2008 годом в местной газетёнке нашей Лимпоповщины появилось ура-ура-урашное сообщение «Первая операция на сердце в Лимпопо-провинции»…
Это весть дошла до меня на три недели позже с комментарием:
– Ребёнок с мёртвой корой головного мозга всё ещё на аппарате лёгочной вентиляции…
Ещё через пару дней встречаю кардиоторакального хирурга:
– Как ваш ребёнок – жив?
Хирург отвечает с широкой улыбкой:
– Жив… Он будет жить… Эти операции здесь нужно начинать…
… Ребёнок умер несколькими днями позже.
134. Не верь никому, прежде всего – не верь самому себе
В хирургической практике есть множество бесконечных тем – это те, о которые можно ушибаться множество раз. Оттого-то и появилось выражение «не верь никому, прежде всего – не верь самому себе».
Как это – «не верь самому себе»?
Да, просто будь готов поменять своё мнение и свой план на любом этапе обследования-лечения больного. Применительно к хирургии можно сказать: будь готов отменить хирургическое вмешательство даже тогда, когда больной уже в операционной или уже на операционном столе, когда он уже под наркозом или когда у него уже открыт живот/грудная клетка.
На сегодня назначена презентация русскоговорящей колонии наших картинок о поездке в Европу. Договорились на 14 часов. Ровно в 13:00, когда я был уже на пути к дому после обхода моих больных в частном госпитале, заверещал мой селл-фон:
– Доктор Рындин, это доктор Какуджи из Манквенга. Я знаю, что вы сегодня не дежурите, но у меня проблема. Со вчерашнего дня мне оставили больного с огнестрельным ранением живота и гематурией. Я сейчас открыл ему живот – ушил две перфорации в тощей кишке, но нашёл большую забрюшинную гематому. Помогите мне, пожалуйста.
– Мать вашу…
Еду…
Приезжаю…
Моюсь…
Открываю забрюшинное пространство – струя венозной крови.
Похоже, что это крупные ветви – верхней мезентериальной вены…
Две вены… Накладываю краевые сосудистые швы.
Далее нахожу, что на две трети пересечена поджелудочная железа в области перешейка – выполняю субтотальную панкреатэктомию и спленэктомию.
Откуда-то валит жёлчь… Выделяю и пережимаю CBD (Common Bile Duct – общий жёлчный проток) чуть ниже пузырного протока – поступление жёлчи прекратилось.
Откуда течёт? Просмотрел все отделы двенадцатиперстной кишки – ничего не нашёл.
Прошу анестезиолога накачать в желудок раствора флюоресцеина: кишка наполнилась раствором, а никаких следов красителя в животе не прослеживается… Значит двенадцатиперстная кишка не повреждена – повреждён проток?
Перевязываю проток у стенки duodenum и накладываю холедоходуоденоанастмоз бок в бок.
К концу операции замечаю, что петли тонкой кишки приняли нехороший синеватый цвет. Всё-таки мезентерильные вены… Жаль парня – перекрытие мезентериальных вен ничуть не лучше артериального мезентериального тромбоза.
Думаю сам себе: «Доцент Русинов мне за такую операцию бейцы бы поотрывал… Но Русинова – гуру хирургии жёлчных путей и поджелудочной железы – здесь нет».
На всё про всё ушло три часа, которые включали коллапс одного из моих ассистентов и поиски очень старательными сёстрами то того, то сего…
Без четверти пять звоню домой:
– Ну, что там, Тат, все разошлись?