Сейчас я переосмысливаю ситуацию – всё ли я правильно сделал?
Такие больные не только становятся частью нашей профессиональной жизни – мысли о них не покидают нас ни днём, ни ночью… Вот это – составная часть ответа на вопрос: «А что такое – быть хирургом?» – из таких случаев и получаются непрофессиональные книги о боли нашей профессии. Если не ошибаюсь, Амосов на одном клиническом случае свои «Мысли и сердце» написал…
Начиналось это так:
До Полокване оставалось около 60 км, когда мне позвонил Тхлелане:
– Слава, ты где? У меня тут больная после MVA (moto-vehicle-accident – дорожно-транспортное происшествие). Она была в пятницу в приёмном отделении провинциального госпиталя – её отпустили домой. Сейчас у неё острый живот. Родственники не хотят госпитального врача, они просят только частного хирурга. Я не хочу её оперировать. Ты сможешь? Медицинской страховки у неё нет – они платят наличными.
– Хорошо. Но мне ещё примерно час ехать. Если они согласны ждать, то организуй анализы крови, гемотрансфузию и в/в жидкости.
Красивая чёрная женщина 40 лет. Сегодня – день 6 после аварии. С первого взгляда стало ясно, что в животе катастрофа. Зловещая отёчность подкожной клетчатки брюшной стенки не сулила ничего хорошего. Мужественная женщина старается улыбаться… Среди её родственников – две медсестры.
Явно горячо любящий её муж…
– Доктор Рындин, мы хотим, чтобы вы её оперировали. Сколько это будет стоить?
– Я сегодня не дежурю, поэтому я могу быть вашим частным врачом. Вам придётся заплатить частному анестезиологу и моему ассистенту. Всего это составит примерно 2800 рандов (400 долларов) – я вам дам счёт с указанием оплаты услуг по тарифу медицинских страховых компаний. Больную нужно будет положить в частную палату – я не знаю, сколько будет стоить палата, операционная, лекарства. Мне нужно 1,5–2 часа для подготовки больной к операции – переливания не менее двух литров жидкости.
Родственники согласились. Приглашаю частного Джи Пи Питера Шуленберга на роль анестезиолога.
Пообещал сёстрам приёмного отделения и операционной горячую пиццу с кока-колой и уехал перекусить.
Через полтора часа я прибыл в госпиталь с коробками, благоухающими пиццей для сестёр, – больная уже лежала на столе…
Разрезаю кожу – из межмышечных пространств сочится жидкий вонючий гной…
Господи, флегмона брюшной стенки!
Открываю живот – в брюшной полости жидкости нет, но кишки выглядят отёчными…, особенно купол слепой кишки и восходящей. Отбрасываем поперечно-ободочную кишку вверх – в проекции двенадцатиперстной кишки через париетальную брюшину просвечивает масса, явно напоминающая кал…
– Ничего не понимаю… Если повреждена duodenum, то почему кал-то???
Открываем ретрогастральное пространство – поджелудочная железа выглядит целёхонькой…
Мобилизуем слепую и восходящую кишки – там вонючая коричневатая масса…
– Задняя стенка кишки? Где же дырка-то??? Чёрт, не видно дырки… Надо осторожнее, а то мы эту дырку сделаем…
Отвалив печёночный угол в сторону пупка находим небольшую дырку в вертикальной части двенадцатиперстной кишки.
– Олег, мудрствовать в условиях ретроперитонеальной флегмоны не будем. Программа минимум – назогастральный зонд, Т-образный зонд в дырку duodenum, кисетный шов вокруг этого зонда, дренирование забрюшинного пространства через разрез в правой подвздошной области с помещением мягкой латексной трубки позади восходящей кишки, катетер Фолея в тощую кишку для питания, Багота-бэг.
Мест в отделении интенсивной терапии нет… Оставляю больную в обычной палате… Подключичка, парентеральное питание, лучшие антибиотики…
На следующий день поздно ночью (через 24 часа) опять беру больную в операционную: брюшная стенка выглядит много лучше – решаюсь закрыть живот.
Я не люблю назогастральный зонд – для отведения желудочного сока через брюшную стенку ввожу в желудок самый толстый катетер Фолея.
На этот раз мне повезло – образовалось место в отделении интенсивной терапии.
Ещё через два дня опять беру больную в операционную, так как гной сочится через редкие кожные швы.
Появился после отпуска Монсон.
– Игнат, что там говорит наука и Джо'бург по такому поводу?
Игнат сначала предлагает зашить дырку в двенадцатиперстной кишке, а к линии шва подшить петлю тонкой кишки. Мне это не очень по душе. Игнат тут же звонит какому-то профессору в Джо'бург дженерал госпиталь.
Профессор:
– Никаких швов… восполняйте потерю жидкости-солей-белков…
Это мне больше нравится. Мою-мою-мою живот, забрюшинное пространство и брюшную стенку, а потом опять ставлю Багота-бэг…