В КТ-кабинете застаю молодого белого парнишку, изучающего КТ-снимки моей Хильды:
– Доктор, тут что-то очень густое вокруг печени. Это явно не жидкость – гной или сгустки крови…
Благодарю молодого бура и иду в кровяной банк – заказать кровь для завтрашней операции. Звонок:
– Доктор Рындин, ваша больная «гаспинг».
Обычно, если сестра говорит тебе такие слова, можно считать, что твой пациент уже мёртв… Бегу в палату. На бегу звоню дежурному анестезиологу:
– Доктор Чауке, сладость моя, хватай всё необходимое для интубации и лети в палату Т – у меня там больная умирает. Я уже бегу туда.
– Доктор Рындин, у меня больной на столе.
– Доктор, твой больной ещё не заинтубирован? Я тебя долго не задержу.
Прибегаем… В наборе экстренной помощи есть всё для интубации… за исключением сколина.
Бегу в соседнюю палату – там сколина нет, но есть дормиком. Но Чауке возражает:
– Я не могу интубировать больную под дормикомом. Поехали в операционное отделение!
Не ближний свет, но выхода нет – катим кровать в операционную. По дороге доктор Чауке меняет план:
– Поехали прямо в реанимацию.
– Умница! Эхххх, где мои хотя бы 50 лет – отблагодарить девочку… – думаю я, еле-еле переводя дыхание от быстрого бега.
Заинтубировали… В реанимации нет ни одного свободного вентиляционного аппарата… После получасовой баталии переводим заинтубированную больную за 30 км в Манквенг.
Следующим утром с тяжёлым сердцем еду в Манквенг – помирает моя Хильда… Гемоглобин 3,8. Звоню Юдину:
– Гриня, у меня 5 пакетов крови. Я понимаю, что она может остаться на столе, но нам терять уже нечего. Предлагаю в течение часа перелить ей два пакета крови и – вперёд! Мужу я уже сказал, что она может не перенести операции.
Открываем с Олегом правый латеральный канал между XII и XI рёбрами: огромная – на литр-полтора – старая свернувшаяся гематома с уже серыми тромботическими массами + большой абсцесс под правым куполом диафрагмы… никаких признаков жёлчи… Обнаруживаем некроз паренхимы печени с кровотечением в заднем боковом отделе органа.
Моем-моем-моем… Кладу три восьмиобразных кетгутовых шва на специальной печёночной игле с подшиванием двух гемостатических губок «Спонгостан»…
Ещё восемь губок по ходу гематомы… Плюс две больших абдоминальных салфетки… Дренаж Пенроуза…
Таааак, значит: дуоденальный свищ практически закрылся… Гастростома закрылась… Еюностома тоже закрылась… Теперь боремся только с септическими осложнениями. Должна моя тётка выжить. Правда резервов у неё, похоже, не осталось – очень низкий белок крови и альбумин…
Не перевязывал два дня… Вчера, по совету Гриши, обезболил мою заинтубированную Хильду смесью морфин + дормиком и перевязал – вроде как жёлчи нет… Помыл.
Сегодня нашёл её довольно отёчной… Решил наложить трахеостому – завтра.
Шансов у Хильды на выживание мало, но я обещал мужу:
– I am not giving up…
…Хильда умерла через 62 дня после операции…
За восемь с половиной лет моей работы в Лимпоповии я не помню другого такого случая, когда персонал отделения интенсивной терапии, анестезиологи, диетологи, хирурги с таким энтузиазмом боролись за жизнь больного. По моей примерной оценке стоимость такого лечения в частном госпитале составила бы не менее 100 000 долларов. Я несколько раз повторял своему хирургическому резиденту:
– Рональд, анализируй этот случай – в нём добрая половина учебника хирургии.
Возможно, преувеличивал, но наиболее толковым студентам из постоянно меняющихся студенческих групп я давал Хильду для написания истории болезни.
10.09.2005
Вчера у меня был необычный звонок:
– Доктор Рындин, это сестра Хильды. Сколько мы вам должны?
– Господи, да кто же это? – мгновение с раздражением раздумывал я, а потом охнул…
– Нет, сестра, вы мне не должны ничего. После первой операции я вам сказал, что ей предстоит долгий путь. Я написал на моём счёте за первую операцию, что с этого момента ни один доктор не имеет права требовать с вас оплату. Путь был долгий, и ваша сестра из него не вернулась. Мне очень жаль и вашу мужественную и красивую сестру, и её любящего мужа – я был потрясён искренностью его переживаний за жену. Я послал отчёт о лечении вашей сестры в международную конференцию хирургов с вопросами: всё ли я правильно сделал? можно ли было сделать что-нибудь ещё? Мне ответили, что всё было сделано правильно…
Да, даже въедливый Моше Шайн написал: «В таком запущенном случае мало что можно сделать…»
147. Вот ты умрёшь, а сосед будет к твоей жене ходить