В Енисейске я без особого труда разыскал дом, в котором располагался штаб экспедиции. Меня приветливо встретили московские инженеры – поулыбались на мой смешной вид туриста, с благодарностью встретили бутыль с диметилфталатом, рассказали мне о своей работе и моих обязанностях.
Глава экспедиции облетал на самолете районы с усохшим лесом и производил аэрофотосъёмку. Потом эти районы наносили на карту.
В места усыхания леса вертолётом выбрасывались группы по три человека – инженер, техник и рабочий. Поскольку вертолёт в тайге не посадишь, искали ближайшие поляны, но чаще пользовались островками огромного количества таёжных рек. Обычно место высадки группы находилось в нескольких километрах от участка с «сухостоем» – высохшим лесом, отработанным жуком-точильщиком.
Хождение по тайге со всем необходимым для жизни и работы на неделю – дело довольно тяжкое. Тайга – это нехоженый лес без дорог и троп, а в сухостойной тайге деревья падают друг на друга, образуя многие километры завалов, по которым можно передвигаться на высоте до двух метров от земли. Во время дождя для человека с двадцатикилограммовым рюкзаком за спиной хождение в сапогах со скользкой подошвой по лишённым коры стволам мокрых деревьев, обломки сухих веток которых штыками торчат во все стороны, – смертельный цирковой номер. Только молодые отваживаются на это.
Меня познакомили с членами экспедиции. Четыре инженера-лесопатолога из Москвы, выпускники московского института лесной промышленности. Запомнил имя только одного из них – Володя Стороженко, у которого дома осталась беременная жена.
Три техника – стеснительные парни, лет по 16–17, студенты лесоводческого техникума из Бийска. Первый рабочий – здоровый, с нагловатой физиономией девятнадцатилетний москвич, которому через два месяца предстояло идти в армию. Второй – бичующий мужик лет 45 из ленинградской области. Он освободился из тюрьмы три месяца назад. По возвращении домой загулял так крепко, что очнулся только когда ему сообщили, что его разыскивает милиция по делу ограбления сельского магазина. Мужик не стал дожидаться ареста с сомнительных исходом дела, к которому, с его слов, он не имел никакого отношения, и махнул в Красноярский край.
Мне повезло – в силу каких-то организационных неувязок мы вынуждены были четыре дня бездельничать в Енисейске.
Вечером под сухое вино бородатые мои инженеры пели под гитару студенческие и туристские песни, где говорилось про таёжный костер, вокруг которого молодые парни мечтают о Париже… Ну и всякие разные:
Попозже мы пошли на танцплощадку. На обратном пути нас сопровождала группа местных парней, добродушно выкрикивающих:
– Эй, геологи, идите подерёмся!
Инженер Володя сжалился надо мной и сказал:
– Ты всё это своё пижонское добро побереги – домой в нём поедешь. Вот, переоденься! – и дал мне добротный противоэнцефалитный костюм и кирзовые сапоги.
Следующий день выдался солнечным, я увязался с техниками и рабочими на городской пляж. Ширь Енисея в этом месте поражала – противоположный берег был едва виден.
Песок был довольно горячим, но вода оставалась холодной – желающих купаться не было. Люди просто ловили солнышко. Мне было скучновато с молодыми ребятами, и я присел к компании командировочных, играющих в преферанс. Узнав, что перед ними студент из Москвы, картёжники быстро объединились наколоть москвича. Я был неплохим игроком, но против группы, даже в «сочинку», устоять трудно. Проиграв рублей пять, я сослался на отсутствие денег и сел в сторонке со скучающим видом.
Енисейск был местом ссылки тунеядцев, проституток и прочих антисоциальных элементов, с которыми вёл очередную компанию борьбы очередной вождь КПСС.
Один такой антисоциальный элемент подошёл ко мне:
– Студент, баржу разгружать идём? Ещё бы нам троих ребят и по семь рваных на рыло за два часа.
Я встрепенулся от возможности встретить новое приключение, позвал моих сотоварищей по экспедиции, и мы отправились зарабатывать по «семь рваных на рыло».