В расписках просто указывают, что передан платёж в размере ста золотых монет. Каждый из глав ставит на них свои подписи, капает воском и заверяет печатями.
В этом процессе была доля бюрократической волокиты с бумагами.
Но и это ещё не всё. Эти расписки нужно относить в государственный банк и фиксировать передачу долга. Именно поэтому мы точно знаем, кому и с какой точностью мы должны.
Любой долг можно оформить так через банк. Можно взять как у банка, так и у частного лица.
Процедура одновременно и удобная, но довольно сложная. Это не просто достать из кармана сто рублей и дать другу взаймы. Тут много всяких юридических формулировок, много процентов и так далее.
Чиркнув своей подписью и поставив печать, Каренин резко встал, и стул с грохотом упал.
– Идём отсюда!
Михаил кивнул, он не был доволен.
И всё же, когда парень хотел встать, я протянул руку и остановил его.
– Подожди.
– Чего ты хочешь?
Он не понимал, почему я до этого молчал, а сейчас вдруг остановил его.
– Так сколько взяла Лейла? Больше миллиона?
Он замер, потом на его лице появилось раздражение, и он сказал:
– Нет, – выдернул свою руку и пошёл за отцом.
Не закрыв при этом дверь в кабинет.
Очевидно, что он солгал.
Также я ощутил его силу. В ней не было пятнадцати характеристик. Он, скорее всего, ранга «Б». Он обманул и в этом.
– Пришли. Нагадили. И ушли. Вполне в их духе.
Отец вернулся и сел обратно. Он выдохнул, выпятив свой живот.
– Так откуда у тебя деньги?
– Очевидно. Занял у других, чтобы отдать.
Ему даже было не по себе от того, что его сын сам до этого не додумался, и ему пришлось объяснять.
– И у кого же?
– Романовы.
Ой-ёй... Романовы?
Романовы, как бы сказать, наши «старшие» покровители. Наша крыша. Из-за них нас и не трогают. Из-за них Каренину можно было сказать, чтобы тот убирался.
Однако чтобы отец взял у них деньги?
Глава рода Романовых – Николай. Они друзья с моим отцом. Вместе учились, даже пару испытаний прошли вместе. Их связывало очень многое.
И чтобы отец... Просто взял и попросил у него денег?
Я думал, что это просто невозможно. Ему ради семьи пришлось растоптать свои принципы. Он не раз мне говорил, но всё равно повторил:
– Никогда не бери чужие деньги в долг. Тратишь чужие, а отдаёшь свои кровные.
И ещё он сказал, что не хотелось бы портить такой хороший, радостный день. Он даже ничего не сказал про Юмагуловых. Будто утечка с их стороны ничего не значит. А наоборот помогла поднять мне цену.
– Поднять цену? – нахмурился уже я.
Обычно я слушаю его вполуха. А тут такое.
– Да... Как ты говорил, если ты пробудил такую замечательную способность, то мы можем этим воспользоваться.
– Ты хочешь?
– Я найду тебе клиента. В течение месяца или двух. Будь готов к новому испытанию.
– Неа...
Я отказал, а он не понял, почему.
– Хочешь подольше отдохнуть?
– Не в этом дело. Мне нужно найти клиента в течение десяти дней.
Я не хотел никому говорить. Однако в первую же ночь передо мной выскочило сообщение:
[Если вы не войдёте во вторую дверь в течение двух недель, то умрёте. Отсчёт: 10 дней 8 часов 23 минуты 18 секунд... 17 секунд...]
– Что это значит?
– Последствия использования красного билета. Мне от них не убежать.
Я объяснил ему ситуацию. Если я за это время не войду во вторую дверь, то умру. Не знаю, насколько эта надпись правдива, но ей потребовалось несколько часов, чтобы появиться в нашем мире и возникнуть передо мной.
Эта задержка пугала. Будто что-то осознанно искало меня, как сбежавшего заключённого.
Отец сразу расстроился, он опустил голову и тяжело задышал.
Именно поэтому я и не хотел говорить. Ведь они с утра были такими радостными.
Ведь пугало не само второе испытание… А то, что это будет продолжаться. Третье, четвёртое, пятое...
Этот цикл неизбежности, ведущий к смерти.
– Мы решим это, – отец чуть приподнялся и похлопал меня по колену, неумело пытаясь ободрить. – Иди к матери, она сильно переживает...
Когда я вышел, тихо прикрыв за собой дверь, поймал себя на мысли, что хочу вытащить его из этой берлоги.
– Пойдём с нами.
– Не могу, – ответил он. – Мне нужно ещё отправить пару писем.
В его словах слышалась спешка. Когда отец так напрягается из-за меня, мне становится стыдно.
Видимо, он увидел это в моем взгляде и остановил меня:
– Алексей.
– Да?