Вот и сейчас, совершенно та же ситуация. На бумаге всё кажется гладко, но мама видела в этом кучу проблем. У неё был другой характер, в ней не было того адреналина, что есть у нас с отцом. Того, что заставляет нас бежать сломя голову вперёд.
Из-за этого повисла тишина. У всех были лица… странные.
Айгуль и хобгоблины будто окаменели. Они не могли произнести ни слова против. Ведь как же? Это же моя великая и почтенная мама, с ней нельзя спорить.
Атмосфера… стала другой. Её можно было назвать тухлой. Всем стало ясно: моя презентация только что провалилась и уже летит в мусорку. Если уже не лежит там, мятая.
Даже Ярослава выглядела… огорчённой. Её глаза были опущены, губы напряжены.
Я стоял перед ними, они встревоженно смотрели, словно на неудачника, который только что сходил по большому в штаны. По-хорошему, нужно было заплакать и убежать.
Хотя мне пришёл в голову другой вопрос:
«Каким я был в этот момент?»
Моя голова повернулась вправо, туда, где стояло зеркало. Оно было встроено в шкаф, за стеклом. Среди фарфоровых тарелок я увидел отражение своего лица.
В нём не было ни грусти, ни сожаления, ни огорчения. Ни печального вздоха, даже раздражения не было. Я просто стоял и спокойно смотрел в своё отражение, будто впервые увидел себя.
«Почему такой спокойный?»
Да всё просто. Внутри я еле сдерживал себя, чтобы не только не улыбнуться, но и не заржать во весь голос.
Мама пыталась запретить мне участвовать в испытаниях. Разве это когда-нибудь меня останавливало?
Если бы да, то я бы не был в таком плачевном состоянии, как «раб Башни Бога». Я бы был в ещё худшем «раб-юрист в паршивой конторе».
Подобное чувство сложно объяснить… Если говорить метафорами, то когда я родился, Господь Бог дал мне некий путь.
По нему можно идти, можно не идти. Но этот путь – мой. Я вижу его отчётливо. Каждый шаг, каждую цель. В этом пути находиться мой азарт и моя страсть.
Другие этот путь не видят. У них свой, и он сильно отличается. И когда ты говоришь о своём пути, они просто не понимают.
Кто бы это ни был. То есть дело не в том, что я иду наперекор указаниям матери. Просто она не видит моего пути и сопротивляется ему. Понятно, что она хочет как лучше. Но… «как лучше» не всегда совпадает с моим путём.
Чёрт… думая об этом, я всё же улыбнулся. Единственное, что радовало улыбка была сдержанной.
Хотя остальные не поняли, что значит моя улыбка… сердце матери всё уловило. Где-то внутри неё уже прозвучало: «Ту-дум…» Она знала: её «плохой» сын опять сделает по-своему.
ХЛОП!
Я резко хлопнул в ладони, чтобы все «проснулись». И правда: все вытаращили глаза, не понимая, что происходит.
– Вы все молодцы… Я всех вас услышал. И от всей души хочу поблагодарить за уделённое время и за ваше мнение. Оно так важно для меня.
На лицах присутствующих, лишь замешательство. Мои слова и действия казались странными. Они думали: «Разве он не должен быть расстроен?!»
Следующие слова расставили всё по местам:
– Но делать всё равно будем по-моему.
Я говорил это с полной уверенностью, ведь формацию создаю лично я. Никто же не станет мне «держать руки». Тем более никто не посмеет мешать или как-то препятствовать.
Даже если ослушаюсь слов мамы, максимум она побурчит пару дней, будет недовольна. Но она даже не обидится. Знаю это, потому что так уже было тысячу раз. Благо люди умеют прощать, отпускать обиды.
Впрочем, это дело завтрашнего и послезавтрашнего дня. Сейчас же она была зла как тигр, встала и начала что-то кричать. У меня на такие моменты уши как будто отключаются, не воспринимают звук.
Я спокойно поднял руку и жестом подозвал Ская. Тот сразу поднялся, подошёл. Положил руку ему на плечо и повёл его из зала.
– Вы что-то хотите, хозяин?
Его слова заставили меня поморщиться.
– Скай, дружище… давай без этого «хозяина».
Он удивлённо моргнул.
– А как тогда?
Я усмехнулся:
– Называй меня Бригадиром. У нас ведь теперь много работы.
В его глазах сразу вспыхнуло понимание. Проект начинается. И начинается он с нас двоих.
– Понял, Бригадир!
Мы направились не к выходу из дома, а в одну из боковых комнат. Туда, где находился наш склад. Сначала нужно было провести инвентаризацию. Без этого никуда, прошло четыре года, и я во многом мог ошибаться.
Склад был под ответственностью Ская. И, надо сказать, он относился к делу со всей серьёзностью: полки были заставлены аккуратно подписанными ящиками. Не обычными, а пространственными – они были буквально набиты ресурсами.