Двадцать два. Двадцать три. Двадцать четыре.
— А что за зелье привязанности, Глась?
Двадцать пять. Двадцать шесть. Двадцать семь.
— Это ведь шутка?
Двадцать восемь. Двадцать девять. Тридцать.
— Я пришёл, ты где?
Вот они цветки. Белоснежный бутон с треугольными листиками. Крепкий зелёный стебель, напоминающий её волосы, обширная корневая система впивается прямо в прорезь железной руды.
Цветок, способный и даже вынужденный прокапываться сквозь сталь, чтобы вырасти. Последний ингредиент формулы. Мне нужны семена. Я подошёл ближе, отодвинул листики и выковырял крупные круглые семечки.
— Я сейчас сделаю смесь, а затем пойду тебя искать, прячься лучше! — крикнул я.
Это ведь всё шутка. Я это знаю, но, почему-то очень боязно.
Позади услышал крики: «Селестия, стой!»
***
Кругом темно и очень пусто, а я, как деревяшка, лежу на поверхности холодной воды, постепенно набухаю и тону. Рядом Влад:
— Это ведь всё неправда? — спрашивает он, — она ведь не могла предать нас? — спрашивает он.
— Могла, — отвечаю я.
Мой голос так холоден, безэмоционален, потерян.
— Никому нельзя доверять, Влад, — отвечаю я.
Я говорю, лёжа на поверхности холодной воды, набухая и погружаясь глубже:
— Весь мир находится под властью этого пророчества.
Лицо опускается ниже. Затем оказывается полностью под этой странной водой. Или туманом. Всё тело оказывается окутанным в какую-то вязкую и холодную субстанцию. Говорить уже не получается. Владика я тоже не слышу. Скоро я совсем окончательно утону.
Каждый её шаг, каждое слово… Всё наше знакомство она лишь играла роль. Следовала инструкциям. Ради чего всё это?
— Дочь моя, — вдруг откуда-то с глубины, совсем с бездонного дна донёсся голос, — ты готова. Отдайся этому холоду, напитайся яростью, стань сильнее. Пробуди свою силу и убей всех врагов.
Этот голос казался знакомым, тёплым, родным. Кто-то положил руку мне на плечо и сказал:
— Я помогу тебе стать сильнее.
Вся боль тут же испарилась. Обида и чувство несправедливости отступили холоду. Разгорячённая предательством кровь перестала затекать в сердце, вместо неё туда хлынул холод. Так даже лучше. Ничего не чувствовать даже лучше.
Я стала подниматься наверх – всплывать. Большая часть тело затряслась, затем кожа лопнула, а из-под её остатков стали выползать уже знакомые, чёрно-фиолетовые или чёрно-зелёные червячки.
Они шептали мне.
Вперёд. Убей. Напрыгни. Разорви.
Они покрывали всё тело, придавали силы и лишали эмоций. Вот я всплыла, затем зажмурилась, а, когда открыла глаза, увидела перед собой Апекса. Кажется, секунду назад он пытался поднять меня, а сейчас словно обжёгся и отпрыгнул.
— Ты как? Я, с позволения Вольдемара, прочёл её записи…
— Замолчи, — холодно приказала я, — мне нужно убить кого-нибудь, и я не хочу, чтобы это был ты. Где Фенрин?
Апекс дёрнулся, перепугано взглянул на меня. Даже не столько на меня, сколько на массивных чёрных червяков, кружащих вокруг. Они шептали:
Вперёд. Убей. Напрыгни. Разорви.
— Он убежал в сторону тронного зала, но нам стоит дождаться, пока Арлекин или Вольдемар смогут ослабить…
Я не дослушала – выхватила Влада и устремилась вперёд стремительными рывками. Всё вокруг связано с этим проклятым пророчеством. Каждый новый знакомый, каждое моё, даже самое незначительное, решение, каждый мой день. Всё просто ведёт к боли. Смерть Шанкса, предательство Гласи, похищение Вольдемара, знакомство с Апексом – всё – просто чья-то игра, шахматная партия. А мой противник опережает меня сразу на несколько ходов – делает три, после одного моего.
Как хорошо, что черви высасывают из меня эмоции. Они, как пламя, питающийся яростью вместо дерева. Стоит мне чуть больше разозлиться, как мои рывки становятся быстрее, а хватка крепче.
Орки, закованные в толстые стальные доспехи, которые в мире иллюзий казались мне непобедимыми врагами, сейчас рассекаются на части и теряют конечности с такой лёгкостью, что я даже не теряю скорость – лишь ускоряюсь, отталкиваясь от трупов.