Выбрать главу

Впечатления от встречи с природой были настолько острыми, что я думал, не смогу в эти дни даже смотреть на книги. Однако между делом все же успел прочитать роман Александра Трапезникова "Проект "Мегаполис" патриотический боевик, герой которого то и дело влипает в опасные для жизни криминально-политические авантюры, но движимый чувством любви выходит из всего этого чистым, успев при этом вернуть Родине чуть было не вывезенную за границу историческую ценность, наказать подлецов и спасти от уничтожения столицу. Роман написан превосходно - лихо закрученный сюжет не дает отложить его в сторону ни на минуту, но при этом событийная сторона имеет отнюдь не самоценное значение. Главное в романе А. Трапезникова - его глубокая социальная значимость, автор не боится говорить о политическом курсе сегодняшней России, вскрывая антинародную сущность утверждаемого ныне в стране строя. Смущение вносит только по-американски киношная концовка, в которой преследуемый одновременно и бандюками, и всеми спецслужбами России герой и его юная возлюбленная, спасаясь с территории полыхающей огнем и штурмуемой фээсбэшниками базы, успевают вскочить под пулями в небольшой двухместный самолетик и подняться на нем в ночное российское небо. А дальше что? На следующее утро о них все вдруг забудут и прекратят пытаться их ликвидировать? Простят герою то, что он сорвал план сверхсекретной операции, узнал не предназначавшуюся для него информацию? У меня такие вот символические выходы из смертельно закрученных сюжетов вызывают обычно только раздражение...

* * *

...Вернувшись в Москву, узнали, что Вячеслав Полунин проводит сегодня на Тверской улице парад карнавалов. В честь чего, правда, неизвестно. Да и сами такие карнавалы вроде бы исконно русскими праздниками никогда не являлись. Но разве кому-нибудь сейчас для организации шоу ещё нужны народные традиции или хотя бы какие-нибудь даты? Чем диковиннее и экзотичнее - тем лучше. Как, например, день святого Валентина, который в этом году праздновали во всех школах русской столицы. Да ещё и заставляли детей писать кому-нибудь из своих одноклассников признания в любви. Я, правда, своей Алинке не разрешил этого делать - думаю, что для третьего класса такой опыт несколько преждевременен. Если, конечно, не мечтать увидеть свою дочь - проституткой...

* * *

...Перед сном посмотрели по телевизору фильм "Брат-2", против показа которого по ТV протестовали украинцы, говоря, что он сеет межнациональную вражду и рознь. Но протестовать, на мой взгляд, надо было скорее американцам, так как в первую очередь этот фильм создает отрицательный образ Соединенных Штатов. По сути дела, именно эта его - редкая для нашего откровенно прозападного искусства - антиамериканская заряженность единственно и отличают этот фильм от потока аналогичной кинопродукции о суперменах-одиночках, заваливающих зрителя трупами, как доказательствами существования высшей справедливости. Я и сам когда-то написал похожую повесть под названием "Прости, брат, мне приказано тебя убить", в которой в противовес распространявшимся тогда по России культам американских супергероев попытался создать образ своего русского Рэмбо - этакого паренька, метр с кепкой ростом, который бы мочил бандюков не хуже героев Сталлоне или Шварценнегера. Я даже хотел тогда создать журнал под названием "Русский Рэмбо", который был бы посвящен русским, патриотически ориентированным боевикам.

И вот - "Брат-2", продолжающий эту мою идею. Фильм, в котором полтора часа мочат всех и в сортирах, и где это только возможно, и при этом говорят о Родине. Антиамериканизм и органично дополняющая его (и что особенно невероятно - откровенно декларируемая создателями фильма) любовь к России это то, что можно отнести чуть ли не к революционным подвижкам в отечественном кинематографе последнего десятилетия. Всё же остальное - то есть сами горы трупов, которые Бодров наворачивает на пути своего шествия через сюжет - это, по сути, только копирование образцов кинопродукции той самой Америки, против которой якобы и нацелен фильм. Потому что психологическая основа у него уже не русская, а американская, и схема развития сюжета - тоже. Подобно множеству американских фильмов, "Брат-2" рассказывает, как герой отомстил мафии за убитого ими брата, легко и хладнокровно перестреляв для этого кучу народа в Москве и Чикаго. Для героя не существует ни расстояний, ни языковых, ни финансовых проблем, волей создателей сюжета он свободно перемещается по свету и валит, валит, валит вокруг себя трупы приговоренных им к высшей мере наказания людей...

САМОСУД - вот та главная черта, которая выводит и этот фильм, и аналогичные ему произведения за рамки исконно русского искусства. Никогда в истории нашей литературы (и позднее - кино) физическое отмщение преступнику или обидчику не являлось, так сказать, самоцелью акта возмездия. Главным для русского человека всегда было - восстановление справедливости на внутреннем, духовно-нравственном уровне, а не путем самочинной расправы над злодеем (что равнозначно опусканию себя до уровня такого же самого убийцы, как и он). И если в Америке, выросшей с судом Линча в крови, совершение самочинного акта возмездия воспринимается как законное завершение истории о восстановлении попранной справедливости, то у нас оно вызывает целый ряд вопросов. Ибо для меня как раз важно знать, не то, как герой превзошел американских бандюков и полицейских, а что с ним будет, когда он выйдет из самолета в России, где его ждет либо суд за совершенные убийства, либо пуля от охотящихся за ним мафиози. Так что концовка вызывает такое же раздражение, как и прочитанный днем раньше роман Александра Трапезникова.

18 июня, понедельник. Отдал на прочтение рукопись своего романа о Москаленко - один экземпляр в "Роман-журнал, ХХI век", а другой в "Наш современник".

Днем в кабинете Геннадия Иванова встретил Сашу Кана - мы с ним одновременно учились в Литинституте, я у Валентина Сидорова, а потом у Всеволода Алексеевича Сурганова, а он, кажется, у Вячеслава Шугаева. Его считали надеждой курса, он опубликовал в каком-то коллективном сборнике роман, много писал. Но в Алма-Ате жизнь не сложилась и он переехал в Москву к другому нашему сокурснику - Леониду Артюшенко, который руководит сейчас рекламно-издательской фирмой и смог предоставить ему работу.

К Иванову же Саша пришел, чтобы узнать об условиях приема в члены СП. Я помог ему написать заявление.

19 июня. Полистал с утра принесенный вчера из Правления "Роман-журнал, ХХI век", а также поэтический сборник Станислава Золотцева "Летописец любви", который он передал в МСПС через Марину. Стержневая публикация "Роман-журнала" - это, без сомнения, цикл очерков покойного Д.М. Балашова "Города страны", посвященный портретам Киева, Смоленска, Пскова и других исторических центров Руси-России. Но запоминаются в них не столько даже заметки о самих городах, сколько высказывания писателя об искусстве и литературе. Говоря, например, в "киевской" главе о Гоголе, Дмитрий Михайлович восклицает: "...И тут я, человек верующий и убежденный православный, скажу, может быть, ересь, но ересь, в которую верую и на которой стою и буду стоять, выстрадав её многими десятилетиями и размышлений, и наблюдений, и исторических исследований, и творческого труда. А именно: художник не подчинен никому, никакой земной (даже церковной!) власти, ибо творческая реальность есть высшая реальность, по которой выстраивается всякая другая..." И чуть далее еще: "...Конкретные наблюдения за талантом приводят к убеждению, что талант дается свыше, нисходит, так сказать. Его можно загубить, но создать искусственно невозможно..."

Потом следуют воинская повесть Кавада Раша "Железные солдаты" - о железнодорожных войсках и истории железных дорог России, и целый ряд других материалов в жанре прозы, поэзия и очерка...

И все время, покуда я сидел и листал журнал, в голове вертелся один странный вопрос: почему, когда оцениваешь каждый материал в отдельности, он кажется вроде бы и весомым, и значимым, и интересным, а от всего номера в целом веет ярко выраженной скукой? То же самое - и со стихами Золотцева: каждое само по себе вроде замечательно, а вся книга целиком кажется уже неоднократно ранее читанной... Я давно разлюбил поэзию Андрея Вознесенского, но я ведь не забыл, с каким чувством брал много лет назад его новые книги - это было действительно ожидание встречи с НОВЫМ, поэт всегда удивлял своей неожиданностью, выходом на какие-то новые уровни. И пускай это частенько было и чистым трюкачеством, эпатированием публики, но он (да и не только он один!) не позволял потерять к себе интереса, не давал читателю ПРИВЫКНУТЬ к своему творчеству, избегал предсказуемости. А в сегодняшней литературе этого почти не стало, и потому она сделалась скучноватой...