— Ах, простите, в этих потемках я вас не узнал. Разумеется, я прекрасно вас знаю.
— В таком случае, объясните, по какой причине вы хотите увезти отца невесты прямо со свадьбы?
— Уверяю вас, мне ничего не известно, я лишь должен доставить даяна Каля, дона Баруха Бенвениста, в графский дворец. Так мне приказано.
— Ну ладно — ответил падре Льобет и добавил, повернувшись к Баруху: — Я поеду с вами.
Офицер покачал головой.
— Не выйдет, сеньор. Его повезут в тюремной карете, внутри могут находиться лишь арестованный и сопровождающий его конвой.
Лицо менялы стало белым как мел.
— Вы хотите сказать, что дон Барух арестован? — спросил Эудальд.
— Таковы приказы.
— Но это же просто подло!
— Повторяю: я всего лишь выполняю приказ.
Взгляд старого Баруха наполнился отчаянием.
— Эудальд, скажите Ривке, чтобы она не беспокоилась, и велите моему кучеру Авимелеху заложить карету: мы едем в графский дворец.
— Чует мое сердце, что ваша карета еще долго вам не понадобится, — добавил офицер.
— А мое сердце чует, что кто-то дорого заплатит за это бесчинство, — ответил Льобет.
На улице уже стояла тюремная карета с откинутой задней дверью; рядом стояли двое стражников с алебардами в руках, дожидаясь, пока узник заберется в карету.
Каноник едва не задохнулся от приступа гнева, его сердце дрогнуло от ужасной догадки: несомненно, кто-то решил извлечь выгоду из мошенничества, совершенного мавром, как всегда, свалив вину на евреев.
97
На каждого, кто впервые оказывался в доме Марти Барбани, особняк производил грандиозное впечатление. Это был огромный дом со сводчатыми потолками, обставленный с такой роскошью, какую можно увидеть разве что в графском дворце или в домах самых благородных аристократов города.
Марти Барбани, владелец семнадцати кораблей, множества складов и верфей, мог себе позволить любую роскошь, пусть даже ценой зависти высокородных дворян, чьи изъеденные червями гербы значили в могущественной Барселоне много меньше, чем кошелек трудолюбивого горожанина. Ишаи Меламед и Башева по достоинству оценили роскошную обстановку дома, прибыв на встречу с Руфью. Сияющее лицо девушки стало для Марти лучшей наградой.
Они расположились в мавританской гостиной на втором этаже, которую Омар называл «черномасленной», поскольку мебель для нее была куплена после того, как в Барселону доставили первую партию амфор, заполненных этим продуктом. Забыв о присутствии посторонних, сестры бросились друг другу в объятия, потом взялись за руки и закружились по комнате, звонко смеясь, как будто вернулись в прежние счастливые и не столь далекие времена детства и вновь стали прежними беззаботными девчушками. Наконец, они остановились, и Руфь, повернувшись к зятю, поцеловала его в щеку.
— Берегите ее, Ишаи, — сказала она. — Если вы ее обидите, я разыщу вас, где бы вы ни были, и призову к ответу.
— Не беспокойтесь, — заверил взволнованный новобрачный. — Я буду лелеять вашу сестру, как самый прекрасный цветок. Если бы вы знали, как я благодарен вам и дону Марти за то, что вы для нас сделали! Если бы вы тогда вернулись в отчий дом, то, зная моего отца, боюсь, наша свадьба едва ли могла бы состояться.
И тут вмешался Марти.
— Думаю, на самом деле не так все ужасно, — произнёс он. — А кроме того, не сомневаюсь, большинство жителей Каля прекрасно понимают, что к чему.
— Знаю, дон Марти, — ответил Ишаи. — Но закон есть закон, хотя наши ученые мужи до сих пор спорят по поводу некоторых вопросов. Но в любом случае, если еврейская девушка провела ночь за пределами дома, пусть даже случайно, она уже не может вернуться, а если ее все же примут назад, то это вызовет большие проблемы с синагогой.
— Ну что ж, давайте забудем об этом, — предложил Марти. — Я не для того так старался порадовать Руфь, чтобы теперь испортить ей настроение. Кстати, Руфь, отец передал вам кое-что. А сейчас давайте не будем терять времени: вас ждут гости, а я обещал Баруху, что вы не слишком задержитесь. Вам пора возвращаться.
Новобрачные уже собрались уходить, когда в гостиную неожиданно ворвался Омар; по его лицу Марти сразу понял: что-то случилось.
— Хозяин, падре Льобет ждёт вас в кабинете, — проговорил он, задыхаясь от волнения.
Велев молодым возвращаться домой, пока их не хватились, Марти поспешил навстречу другу. Не успел он войти в кабинет, как Льобет выпалил ему прямо в лицо страшную новость.
— Марти, произошло нечто ужасное: едва вы ушли, как явилась стража и забрала Баруха.
— Что вы сказали?
— Что слышали.
— Но на каком основании?
— Пока не знаю, но чует моё сердце, это связано с теми злополучными мараведи... И это — дело рук Монкузи.
— То есть, вы считаете, что мерзавец решил свалить всю вину на Баруха?
— А заодно — на весь Каль, если у него получится.
— И что мы можем сделать?
— Прежде всего, поговорить с ним. А если потребуется, попросить помощи у графини.
— Первое я беру на себя. А теперь вам нужно срочно вернуться к Ривке и посмотреть, как она перенесла эту новость.
— Прошу вас, не теряйте времени.
— Я только отвезу домой новобрачных, а потом пойду вместе с вами. Думаю, не стоит пока им ничего говорить, чтобы попусту не пугать.
Не тратя времени на долгие прощания, молодые и Марти вернулись в дом Баруха. На каретном дворе царил настоящий переполох: кареты и повозки поспешно разъезжались; гости, едва простившись с хозяевами, торопились покинуть гостеприимный дом, словно спасаясь от пожара. Ишаи и Башева никак не могли понять, что происходит, и Марти пришлось рассказать им о случившемся. Выбравшись из кареты, молодые бросились в дом. Тревожная весть разнеслась как пожар, и почти никого из гостей в доме уже не осталось. Эстер и жена раввина Меламеда утешали несчастную Ривку, которая в отчаянии рвала на себе платье и горько рыдала. Сам раввин, увидев сына и невестку, вышел к ним навстречу.
— Дети, какое несчастье! — воскликнул он. — И это в такой знаменательный день! Будь проклят тот час, когда народ Израиля согласился жить среди христиан! День, который должен был стать самым счастливым, оказался поистине днем всех несчастий...
Сбитые с толку молодые накинулись на присутствующих с вопросами. Башева бросилась к матери, сквозь рыдания стараясь допытаться, что произошло.
— Но почему? По какой причине его постигла эта ужасная участь?
Марти молча подошёл к ним и помог новобрачной, стоявшей на коленях рядом с Ривкой, подняться на ноги.
Глубокий голос Эудальда оборвал причитания.
— Сейчас мы все равно ничего не сможем сделать. Вам нужно хорошо отдохнуть, а завтра с утра мы этим займёмся. Я уверен, что произошла какая-то ужасная ошибка, но в любом случае, слезами горю не поможешь. Я послал за лекарем Галеви, чтобы он дал вам успокоительное.
Мудрые слова каноника подействовали. Ривка немного успокоилась и, поблагодарив всех за поддержку, позволила дочерям увести себя в спальню, куда провели и лекаря. А тем временем оставшиеся в доме мужчины собрались в кабинете даяна Каля.
Это были раввин Шемуэль Меламед, его сын Ишаи, падре Льобет, Марти, Элеазар Бенсахадон, до прошлого года занимавший должность главы менял, и Ашер Бен Баркала, казначей.
Когда все расселись, Эудальд Льобет взял слово.
— Сеньоры, мы должны соблюдать осторожность. Я понимаю ваш праведный гнев, но не стоит недооценивать ближайших слуг сильных мира сего.
Шемуэль Меламед, понятия не имевший, за что могли арестовать его свата, не замедлил спросить об этом.
Ашер Бен Баркала, не заметив предупреждающих знаков, которые подавал ему архидьякон, поведал о злосчастной истории с фальшивыми мараведи.
— Одним словом, еврейские менялы без всякой своей вины оказались замешаны в этом грязном деле, и теперь вся ответственность ляжет на нас, — закончил он.
— Храни нас Эллохим! — воскликнул Меламед. — Боюсь, последствия этого злосчастного промаха теперь придется расхлебывать всей нашей общине.