— Что вы собираетесь делать?! — вскричал Джон, когда доктор коснулся аппарата ИВЛ.
— Не беспокойтесь, пока что ее жизни ничего не угрожает, Ванессу нужно отсоединить от аппарата искусственного дыхания, чтобы проверить сможет ли она дышать самостоятельно, — пытался как можно спокойнее говорить доктор, ведь мысль о том, что на него могут подать в суд и лишить лицензии за произошедшее минутами ранее чудо, абсолютно не грела душу.
Джонатан присел около Ванессы, посмотрел на нее и устало улыбнулся. Ресницы девушки больше не трепетали, а медсестра вытаскивала трубку изо рта. И вот Ванесса уже самостоятельно дышит без проклятой пластмассовой вещицы в горле, но так и не пришла в сознание.
— Она очнется? Как скоро? — мгновенно вопросил Джон.
— Не могу ответить точно, теперь остается только наблюдать за ее состоянием. Через некоторое время мы вновь уотвезем ее для проведения тестов, чтобы понять чудесную ситуацию исцеления, а пока нам нужно сделать несколько анализов. Советую вам отдохнуть, день был тяжелый, — проанализировал доктор Нильсон и, понимающе кивнув Джонатану, вышел из реанимационной палаты.
— Спасибо, — беззвучно прошептал Джон, закрыв глаза, и со странной легкостью оперся о мягкую обивку кресла.
Отныне надежда загорелась с удвоенной силой.
Проспав в сидячем положении несколько часов, мужчина открыл глаза и понял, что затекла не только шея, а и каждая частичка тела. Поднявшись на ноги, Джон бросил беспокойный взгляд на мирно лежащую Ванессу и тихо вышел из палаты. Кофеин сейчас бы ему не навредил, а мысль о том, чтобы пойти домой его даже не посещала. Джонатан не мог допустить, чтобы племянница была одна в миг, когда очнется и узнает о смерти родителей. Ванессе будет нужна поддержка и опора, чтобы справиться с горем, и дядя намеревался предоставить ее. Как жаль, что он заблуждался в своих предположениях.
Сорок восемь часов спустя
В голове стоял жуткий гул, словно рой пчел окружил со всех сторон и намеревался ужалить в каждый оголенный участок кожи. Все тело ныло, и было чувство, будто каждая клеточка искалечена, каждый миллиметр кожи изуродован. Ванесса хотела пошевелить рукой, но ничего не получалось, ее действия были тщетными. Боль — жгучая и пронзительная, которой она не испытывала никогда прежде, мучила сильная жажда, но все что она испытывала, имело некую невесомость. Чувства были не на физическом уровне, а будто бы в глубинах подсознания, но все же они были. Создалось впечатление, словно сон длился насколько лет, быть может, веков, и сейчас пришло время проснуться, очнуться от дурного предчувствия, которое диктовало свои правила, перемешивало в горячей крови страх и панику.
Ванесса хотела знать, где она находится и почему не в состоянии контролировать свое тело, но у кого-то были явно другие планы на этот счет. Она медленно сосчитала до десяти и предприняла еще одну попытку — бесполезно и глупо, она даже не смогла открыть глаза, будто кто-то полил ее веки клеем: ни дотянуться, ни разодрать. Поэтому Эймис боролась. Собрала все силы, которые нашла в своих самых сокровенных уголках разума и сражалась с болью внутри, преодолевая занавес, который не пускал ее к жизни.
Слишком тяжело, слишком сложно, ей казалось, что всех чувств и ощущений, скопившихся в сознании, и без того слишком много. Они мешали трезво мыслить и рассуждать здраво, а Ванесса едва могла владеть своим разумом. Держаться и не сдаваться помогали лишь рассуждения о битве за собственную жизнь. Она ведь почти в прямом смысле была на поле боя, на поле своего сражения, в котором нужно одержать победу любой ценой.
«Это только начало» — шептал разум. Стало страшно.
И в миг, когда густой, клубящийся ужас начал подкрадываться со всех сторон, девушка ускользнула от него. Решительно и резко рванула к единственному острому чувству во всем сознании и, распахнув глаза, Ванесса увидела весьма не то, чего желала, что представляла. Столь мучительное ожидание не оправдало надежд.
***
Все происходило словно в тумане. Некий аппарат, к которому Ванесса была подключена, начал подавать очень раздражающие сигналы, настолько раздражающие, что девушка хотела разбить его на мелкие, крошечные осколки. Головная боль продолжала набирать обороты.