Эймис не плакала — не потому что была бесчувственной дрянью, просто она не знала этих людей, не могла прочувствовать боль от их потери. Отныне ее жизнь была белым, еще неисписанным листом бумаги, с которого вскоре ей предстояло написать свою историю заново.
Девушка хотела бы помнить свою мать и отца, счастливые моменты, связанные с ними, но ничего этого не было. Были лишь приятного, успокаивающего цвета стены вокруг, неяркий свет в палате, аромат цветов, стоящих на тумбочке и все те же надоедливые приборы рядом.
— Мне жаль, Джон, — Ванесса старалась говорить как можно мягче, — но я ничего не помню, совсем: ни тебя, ни родителей и друзей, ни мест, в которых выросла; в моей голове абсолютное ничто. Ты понимаешь меня, понимаешь, что я хочу этим сказать? — она посмотрела на дядю в надежде, что он сможет понять ее чувства, ее боль — ту, что Эймис ощущала физически и душевно. Это щемящее чувство было так остро, что хотелось кричать во все горло.
Головная боль возвратилась с удвоенной силой, но Ванесса не могла вновь погрузиться в сон, она еще не знает всей истины.
— Все в порядке, я понимаю. Ты не обязана больше ничего объяснять, — пытался заверить ее дядя.
— Спасибо, Джон, но не мог бы ты позвать доктора? Не хочу отключиться прежде, чем «нужно будет многое обсудить» с мистером в белом халате, — Ванесса одной рукой показала кавычки и засмеялась. Кажется, в ней просыпается чувство юмора. Или его подобие.
— Хорошо, пойду, поищу его, — мужчина направился к выходу.
Ванесса глубоко вздохнула, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Ее охватило предчувствие чего-то нехорошего, поэтому она старалась об этом не думать, потому что мысль о том, что Эймис будет вечно прикована к постели, не даст ей спокойно жить. Она не хотела быть чьей-то обузой, а уж тем более докучать человеку, которого не знает. Теперь не знает.
После всех мыслей, сковавших ее разум, Ванесса поняла одну простую истину: неважно, что скажет доктор, какой будет приговор — она верила, что, несмотря на слова каких-то людей в белых халатах, Эймис все удастся. Она начнет новую жизнь без старых ран.
— Наконец-то я могу познакомиться с чудом нашего отделения, — в палату вошел человек в белом халате. — Меня зовут доктор Нильсон и я ваш лечащий врач, — он присел на стул неподалеку от пациентки.
— Вашему чуду, я так полагаю, нет смысла представляться, — полюбопытствовала Ванесса, немного склонив голову. — Но почему вы меня так называете? — недоумевала она.
— Ох, прошу прощения, я думал мы сначала по-светски поболтаем, немного посмеемся, а потом я озвучу вашу историю болезни, — этот доктор начинал нравится Ванессе и она захохотала.
— Если можно, я бы хотела услышать все, что вы можете мне сказать, а потом, умоляю, накачайте меня обезболивающим или морфином или что у вас там припасено, потому что моя черепная коробка вот-вот взлетит на воздух, — несмотря на сводящую с ума головную боль, девушка еще могла шутить.
Доктор Нильсон перелистал несколько страниц в довольно плотной истории болезни пациентки, затем заговорил:
— Ваш мозг не реагировал ни на какие внешние и внутренние возбудители, но нам удалось его запустить, поэтому несколько факторов вашего чудесного выздоровления ставят весь медперсонал в тупик. К тому же, при вас был обнаружен отказ от реанимации, но благодаря Джонатану и его вере в вас, вы теперь с нами.
— Я была мертва? — Ванесса шокировано уставилась на своего лечащего врача.
— Лишь самую малость, — он не хотел ее волновать. — Но теперь все позади.
— Ясно, а теперь доктор, — девушка смерила его строгим взглядом, словно пыталась мысленно угрожать, — давайте начистоту. Я смогу ходить? — Нильсон молчал, поэтому Эймис добавила:
— Говорите как есть, молчание ни к чему, — она зло поглядела на него.
— Все не так просто, как вы, должно быть, полагаете…
— Принесли бы моток ниток и бросили в меня, я бы поняла, что все чертовски сложно и запутано, но неужели так сложно ответить на вопрос? — еще немного и Ванесса почувствует, как ее голова разлетается в щепки. — Извините, — она опустила глаза, уставившись на загипсованную руку. — И еще, если можно, обращайтесь ко мне на «ты», я же ваша пациентка, а не бабушка.
— Хорошо, — доктор понимающе улыбнулся. — Да, Ванесса, ты сможешь ходить, но не так скоро, как надеешься. Твое тело длительное время не реагировало ни на какие импульсы и препараты, поэтому ты будешь лезть на стенку, даже пытаясь стоять, — он говорил прямо, ничего не утаивая. — Травмы были слишком серьезными, но мы сделали все, что могли. Несколько позвонков в твоем теле были раздроблены и мы заменили их на более прочные — из титанового сплава. Только не пугайся, Терминатором ты не стала, — доктор Нильсон усмехнулся, похлопав Ванессу по ладони. — Из-за перенесенных тобой операций, первое время двигаться и даже шевелиться будет невыносимо больно, поэтому лучше не пытайся. Сейчас твой лучший друг — отдых. Когда силы восстановятся, Ванесса, я введу тебя в курс, как будет проходить реабилитация, — он замолчал, выжидал реакции пациентки.