Аластор похлопал по шезлонгу рядом и подлил в стакан Лака виски.
— Без проблем.
Харуки удобно уселся в шезлонг, смотря в серые небеса города, как это делает Аластор.
— Сегодня на один синдикат меньше в городе, — с удовольствием отпил виски Харуки. — И сегодня мы празднуем триумф! Жизнь «Чёрных Йокаев» изменится после этого.
Харуки чокнулся с Аластором стаканами, и они оба стали смотреть в тишине на небо. Их глаза уже не видели облака, они давно ушли в собственные сознания, думая о преобразованиях, которые ждут каждого из них.
— У меня раньше был друг, — внезапно подал голос Аластор. — Его звали Егор. Он всегда поддерживал меня и был мне очень близок. Внешне он выглядел всегда весёлым и несгибаемым, а в тайне употреблял наркотики. Я пытался ему помочь, говорил, насколько это плохо и стоит бросить употреблять, но в ответ он мне кричал, что я никогда не пойму его.
Аластор вздохнул, выпивая ещё виски, чтобы затуманить сильнее свой уставший взор.
— Он винил во всём судьбу. Говорил, что его склонила к наркотикам смерть отца. У него не было выбора, всё что он делал оказалось ничем под натиском мира. Меня это сильно задевало. Я пытался привести свой пример, как человека, что, лишившись семьи научился жить дальше, но он был глух ко мне.
Вкус сигарет во рту смешался с алкоголем совсем развязывая его опьяненный язык.
Харуки внимательно слушал его молча.
— Егор был для меня целым миром, но для него я оказался простым знакомым. Когда я решил быть с ним до конца и поддерживать, несмотря ни на что он умер от передозировки. До конца я не знал кого винить. Его что он не внимал к моим советам или себя, что не смог его спасти? Судьбу я ненавижу, поэтому не хотел рассматривать её как вариант.
Стеклянный взгляд Аластора устало закрылся.
— Ты слишком много думаешь, — вздохнул Харуки.
— Наверное.
Аластор открыл глаза и встал потянувшись.
— У тебя есть жвачка? Сегодня мне забирать Апрель домой, не хочу, чтобы от меня несло алкоголем и сигаретами.
— Держи.
Харуки кинул ему целую коробку, которую Аластор ловко поймал.
— Это странно слышать от меня, — посмотрел на сигарету во рту Аластора Харуки. — Но кури поменьше. Ты слабее меня и на твоих лёгких это вполне может сказаться.
— Я бросаю завтра, — пожал плечами Аластор. — Я обещал это своему профессору артефакторики и Апрель. Мне просто нужен был повод, вроде падения целого синдиката.
Вечером в метро почти не было народу, и я мог ехать в тишине.
После падения «Золотых Ворот» у меня прямо гора с плеч упала, ведь я теперь свободен и нахожусь под опекой «Чёрных Йокаев».
[Скоро буду!]
Несмотря на это я чувствовал тревогу. Апрель уже двадцать минут не отвечает на моё сообщение.
— Станция «Венгерская».
Я вышел на станцию и быстрым шагом направился в сторону частной поликлиники, где лежала Апрель.
Людей в общественно районе почти не было. Это странно, ведь обычно их в любое время кроме ночи очень много, и чтобы оказаться где-нибудь в одиночестве, то нужно пройти очень далеко от станции.
Через пару минут ходьбы я увидел поликлинику. У входа собралась полиция в своих крепких экзоскелетах чьи визора светились в темноте, анализируя местность.
Входная дверь поликлиники была разрушена, будто в неё что-то врезалось.
— Что случилось? — спросил первого попавшегося полицейского я.
— Нападение Смертного Греха. Я попрошу вас покинуть эту зону, она опасна для гражданских, — он повернулся в сторону своего коллеги. — Почему к нам гражданский попал, где оцепление?
— Ну, там…
Демон Греха? Но я…
Разве демоническая печать была в этой поликлинике? Я не знаю их местонахождение до того, как их по сюжету отправят в МГА.
— Где моя подруга? Она должна была быть в поликлинике. Её зовут Апрель!
— Парень, — вздохнул полицейский. — У меня совершенно нет ни времени, ни настроения возится с тобой. Когда будут данные о погибших и выживших, мы вас уведомим, а пока ждите.
— В каком смысле ждать? Где Демон Греха⁉ — я сорвался на крик.
— Попрошу вас не кричать…
Полицейский прикоснулся к своей дубине на поясе. Ублюдок точно изобьёт меня до полусмерти, если я продолжу так себя вести.
Несмотря ему в глаза я отошёл в сторону.
Встреча с Лиэлем…
Разве это не был знак? Он предупреждал меня, что если я лишусь способности к исцелению, то кто-то может умереть у меня на руках, пока я неспособный что-либо сделать смогу лишь смотреть на это.
Апрель, где же ты?
Ужас медленно завладевал моим сознанием.