Вершина особенно не выделяется ни высотой, ни крутизной. Есть в Апеннинах и поприметней – Везувий, Амиата или Корно (последняя так и вовсе единственная с фирновым ледником и рекордной высотой 2914 м над уровнем моря среди остальных своих апеннинских поднебесных собратьев и сестер, лишенных вечных снегов и даже недотягивающих до снежной границы). И почему бы братьям Петрарка, коренным итальянцам (Франческо родился в тосканском городке Ареццо) и горячим патриотам своей прекрасной Италии, не взойти было на одну из этих вершин? Ведь оказывается, Мон Ванта не только не блещет снегами и славой высоты, но и вершина–то не итальянская...
Она расположена за Альпами, во Франции, в департаменте Воклюз, в окрестностях центра этого департамента – Авиньона. Да, того самого, что прославился авиньонским пленением пап.
«Сегодня я поднимался на самую высокую в нашей округе гору, которую не без основания называют Вентозой, движимый только желанием увидеть ее чрезвычайную высоту. Много лет я думал взойти туда, еще в детстве, как ты знаешь, я играл в этих местах по воле играющей судьбы, а гора всюду, издалека заметная, почти всегда перед глазами, захотелось когда–нибудь наконец сделать то, что я мысленно проделывал каждый день, тем более что накануне при чтении римской истории мне у Ливия попалось то место, где македонский царь Филипп V взбирается на гору Гем».
Далее Франческо значительную часть письма посвящает тому, как нелегко выбрать спутника для такой дороги, – один ленив, другой суетлив, третий медлителен, тот грузноват, этот слабоват и т. д. А для пути в гору нужен надежный товарищ, без «обременительных качеств». Еще одно небезынтересное наблюдение. Как ни донимает усталость, если хочешь что–то записать, то лучше не откладывать, – «иначе из–за перемены мест изменится состояние души и намерение писать остынет».
«...Прежде всего взволнованный неким непривычным веянием воздуха и открывшимся видом, я застыл в каком–то ошеломлении. Озираюсь: облака остались под ногами, и уж не такими невероятными делаются для меня Афон и Олимп, раз слышанное и читаемое о них я наблюдаю на менее знаменитой горе».
Мон–Ванту не выделялась особой высотой – 1912 м. Но это был, очевидно, тот случай, когда не гора возвеличила восходителя, а, наоборот, он ее прославил – она стала с тех пор достоянием истории мировой культуры. Путешествия, восхождения великого итальянского поэта и ученого положили начало новому европейскому мирочувствованию. Так оценили их потомки. Он один из тех первых, кто осознал, что гармония между человеком и природой является предпосылкой внутренней свободы.
Памятными для потомков оказались и стихи Петрарки:
Вершина, как и положено ей, оставила незабываемый след в памяти поэта. Морем он тоже плавал, но оно почему–то его так не поразило, как поднебесная высота. К ней он будет возвращаться в своих поэтических строчках на протяжении десятилетий.
Даже для образа прекрасной Лауры понадобился снег не долинный, а тот высокогорный («Нет, не бледна..,. Столь белый снег мы зрим, когда стихает ветер над вершиной...»).
Восхождение стало приобретать символический смысл в начавшуюся эпоху открытия мира, природы и человека (составные части «формулы Возрождения»). Преодолев еще одну высоту – препоны к крутой горе Аполлона – и будучи увенчан в Риме как первый поэт своего времени в 1341 году, он стал и первым «новым человеком», осознающим, что гармония между человеком и природой является одной из предпосылок внутренней свободы. Назвав себя «гражданином рощ» (а можно и «гражданином гор»), Франческо надолго поселился в построенном доме вдали от Авиньона – скопища дельцов, лицемеров, купцов, развратников, гетер. («Города – враги моим мыслям, леса – друзья».)
А примечательных мыслей набиралось у него немало.
«Природа дала человеку глаза и лицо, отражающие тайны души, дала разум, дала речь, дала слезы – и все это для того, чтобы человек мог жить радостной жизнью». «Нет высшей свободы, чем свобода суждений. Я требую ее для себя, чтобы не отказывать в ней другим ».