Она пробормотала что-то неразборчивое, и Скотт принял это за разрешение. Он разделся и встал рядом с ней. До чего же, черт возьми, подумал он, возбуждает меня вид ее обнаженного тела под душем!
— Это для тебя тоже в новинку? — хрипло спросил он, и Розалин кивнула в ответ.
Он выключил душ, намылил руки и принялся массировать ее тело, начиная с шеи и медленно продвигаясь вниз, к груди, чувствуя, как твердеют соски под его пальцами. Не имело никакого значения, что она сейчас думает. Скотт видел, как порозовели ее щеки, как участилось дыхание. Розалин может прятаться за баррикадами слов, но ей никогда не скрыть, что она хочет его так же, как он ее.
Скотт сосредоточил внимание на ее груди. Ему нравились небольшие упругие полушария, так чутко реагирующие на его прикосновения.
— Дотронься до меня, — прошептал он ей на ухо, чувствуя, что и на нем сказывается возбуждение.
Розалин притянула к себе голову Скотта и впилась в его губы горячим влажным поцелуем. Ее обнаженное тело было скользким и шелковистым на ощупь. Они привалились к стене кабинки. Возбуждение все нарастало, оба уже не помнили себя от сжигающей их страсти…
Потом, когда все кончилось, Скотт, утомленный, смотрел, как она одевается. Сам он набросил только халат.
— Мы продолжим разговор здесь? — спросил он, но Розалин покачала головой. — Почему? Боишься снова отвлечься?
— Нет. Я боюсь, что ты будешь отвлекаться. — Скотт усмехнулся. Ему не хотелось, чтобы она сейчас ушла. Ему не хотелось даже, чтобы она одевалась.
— Знаешь, мне сейчас просто необходима чашечка кофе, — сказала Розалин, когда они спускались по лестнице.
— Мне тоже. Но учти, я никогда не умел хорошо готовить кофе, — предупредил Скотт.
— Как и ездить верхом?
— Это удар ниже пояса!
— Зато ты умеешь быстро приходить в себя после падения.
Ее голос был таким же теплым, как вода в душе, который они только что принимали вместе. Занятый приготовлением кофе, Скотт подумал, что Розалин просто оттягивает момент, когда ей нужно будет уходить, а заодно и начало неприятного, но неизбежного разговора.
— Значит, как я понял, ты намерена пригласить на работу это милого молодого человека? — спросил он, наливая кофе.
Розалин плохо вытерла волосы, и мокрые темные пряди падали ей на плечи. Ее лицо, свободное от косметики, выглядело моложе и беззащитнее. Он знавал женщин гораздо более привлекательных, но ни одна не возбуждала его так, как эта.
— Думаю, что да, — сказала Розалин, не глядя на него.
— Понятно. А ты уверена, что он справится?
— Уверена. К тому же никого лучше нам не найти.
— Верно, — задумчиво отозвался Скотт.
А Розалин почему-то принялась оправдываться:
— Пойми, я не привыкла к иной работе. Мне подходит большая больница… Хотя здесь есть свои преимущества. Например, гораздо спокойнее.
Розалин посмотрела на него, ожидая, что Скотт начнет спорить. Но что он мог сказать? Его горло словно свела судорога. Не так ли чувствуют себя человек, когда земля уходит у него из-под ног? Да и на что ему жаловаться? Она просто выполняет свой долг.
— Понимаю. Не так-то просто отказаться от карьеры, к которой стремишься всю жизнь, — наконец удалось выговорить ему.
— Наверное, да, — согласилась Розалин, пожав плечами.
Глаза ее продолжали разглядывать цветочный орнамент на чашке. Что творится в ее голове? Какие чувства она пытается скрыть? Эти вопросы не давали Скотту покоя.
— А что отец думает по поводу твоего отъезда? Или теперь это тебя больше не интересует?
— Неправда.
Много чего в этой жизни неправда, подумал с горечью Скотт. Полчаса назад ты таяла в моих объятиях, а сейчас сидишь здесь и спокойно рассуждаешь о человеке, который заменит тебя, и своем скором отъезде.
— Когда ты уезжаешь? — спросил он.
— Чем скорее, тем лучше.
Розалин все еще не поднимала глаз, и он не мог видеть их выражения, но голос звучал уверенно. Она снова стала прежней Розалин Паркер, понял Скотт, и отныне их дорогам уже не пересечься.
— Через две недели в Стокгольме, — сказала Розалин, — будет проходить международная конференция по кардиологии. Я надеюсь поехать туда. — Она сделала небольшую паузу и продолжила: — Отец меня понимает. И ему, кажется, понравился Билл. К тому же он всегда знал, что я уеду рано или поздно. Я не могу здесь жить. Я не чувствую себя здесь дома.
— Твой дом в Лондоне? — с сарказмом спросил Скотт.
Он ощущал скрытое расхождение между тем, что она говорит, и тем, что хочет сказать. Но в чем именно оно заключалось? Скотт не знал, но понимал, что между ними вновь разверзлась пропасть.
— Лондон живой, шумный. — Она посмотрела на него через стол и неожиданно спросила: — Чем закончилась твоя женитьба, Скотт?
— Какое это имеет отношение к нашему разговору?
— Мне очень хочется знать.
Он напрягся. Как это все глупо! Он, бывалый мужчина, сидит с таким ощущением, словно ребенок, у которого отнимают любимую игрушку. Не только глупо, но и унизительно. Но, увы, такова расплата за мое собственное любопытство, вздохнул Скотт.
Что она испытывает к нему? Интерес? Желание? Мысль о том, что она, возможно, жаждет большего, испугала его, и он постарался выкинуть её из головы. Что он сам ждал от связи с Розалин Паркер? Или с любой другой женщиной? У него уже был опыт, который ему не хотелось повторять. Напоминание о Ребекке только укрепило его решимость.
— Я уже говорил тебе: она жила ради своей работы. И ради себя. Я ее устраивал какое-то время, потому что принадлежал к тому же кругу, что и она. Двое людей, занятых карьерой, с очень насыщенной общественной жизнью. Кто знает, возможно, мы до сих пор были вместе, если бы остались в Лондоне.
Ерунда, подумал Скотт, ничего бы не получилось. Трещина появилась еще там, и не заметить ее мог только слепой.
— Но потом я был вынужден вернуться сюда, и Ребекке это не понравилось, — продолжил он. — Она терпеть не могла сельской жизни. Я подумывал о том, чтобы вернуться в Лондон, оставив поместье на Майка…
Он посмотрел на Розалин, пытаясь увидеть ее реакцию. Но ее лицо оставалось непроницаемым.
— Зачем ты хотел это сделать? — спросила она. — Я думала, тебе здесь нравится.
— Да, здесь хорошо, — ответил Скотт. — Но прожить тут всю жизнь я не собирался.
На нее мое признание не произвело никакого впечатления, со злостью подумал он. Ее взгляд оставался отрешенным. Что, черт возьми, происходит? Почему все так изменилось? Он чувствовал себя так, словно вернулся в зрительный зал после короткого антракта и увидел, что там играют совершенно другую пьесу.
— Конечно, я не стал бы жить в центре Лондона… — Скотт внимательно посмотрел на Розалин: вдруг до нее что-то дойдет? — Может быть, где-нибудь в пригороде…
— Скотт…
Что-то в ее голосе заставило его замолчать и посмотреть ей в лицо. Розалин не повысила тона, но внутри у него почему-то все сжалось.
— Скотт, я не вижу смысла продолжать нашу связь. — Она по-прежнему разглядывала свою чашку. — Я уезжаю в Лондон…
Скотт никогда прежде не предполагал, что когда-либо услышит от женщины что-то вроде: «Дорогой, нам пора расстаться». По его телу пробежали мурашки, лицо словно окаменело.
— Твое возвращение в Лондон было неизбежным, — сказал он как можно спокойнее. — Но это вовсе не означает окончания наших отношений. — Розалин бросила на него настороженный взгляд. — Я хочу сказать, что и сам не прочь вернуться в Лондон. Я уже говорил, что могу передать здесь бразды управления Майку. Он прекрасно справится… Последний эпизод с лошадью только укрепил меня в моем намерении. Я приехал сюда после смерти отца, чтобы управлять поместьем, считая, что это не повредит бизнесу, но теперь понял, что пора возвращаться… У меня все еще болят ушибы.
Скотт улыбнулся, но она не ответила ему улыбкой.
— Не выйдет. Даже если ты вернешься в Лондон.
— Почему нет? — спросил он, ненавидя себя за то, что не в силах расстаться с ней. — Почему?
— Мы продолжим этот разговор позже.
— Нет, мы закончим его здесь и сейчас! — выкрикнул он. — Послушай, все, что я хочу знать, — это причину такой спешки. Разве нам было плохо вместе?