Полковник не стал вдаваться в подробности, но я-то их знал. Во-первых, стрелявший в меня парень не имел при себе никаких документов. Даже мобильный телефон отсутствовал, возможно, потому, что современная техника обнаружения могла засечь его по идущему от него радиосигналу. Во-вторых, он пользовался краденым автомобилем. На машине стояла защита от угона, но преступник взломал ее достаточно грамотно. В-третьих, данных о нем не обнаружилось ни в информационно-поисковых, ни в дактилоскопических картотеках. Иначе говоря, в розыске он не числился, отпечатки пальцев с него никогда не снимали. И по оперативно-справочной базе пробить его не представлялось возможным, поскольку мы не знали его имя и фамилию. Работа велась, личность покойного устанавливалась, но пока ничего не ясно. Откуда взялся этот киллер, зачем положил целую семью? Вопросы продолжали оставаться вопросами... Впрочем, наш отдел этой работой занимался постольку, поскольку я участвовал в задержании предполагаемого преступника. А основную нагрузку взял на себя РОВД района, на территории которого было совершено убийство. Ну и РУБОП, само собой, отдел по раскрытию заказных убийств.
– И этот профессионал стрелял в нашего Петровича, – отчеканил Гнутьев. – И, между прочим, это могло закончиться летальным исходом.
– Но ведь не закончилось, – обескураженно парировал Хворостов.
– Не пойму, к чему вы клоните, товарищ подполковник, – хмуро и в упор посмотрел на него я.
– Да к тому, что хорошо то, что хорошо заканчивается, – опустив глаза, неуверенно и себе под нос улыбнулся начальник отдела кадров. И тряхнув головой, добавил: – Все нормально, капитан. Никто вас ни в чем не обвиняет. И хорошо, что преступника... э-э, задержали... К тому же я погибшую семью немного знал... Немного... Да и не важно это... Важно другое...
Хворостов шумно наполнил воздухом легкие, будто набирался смелости.
– Тридцать шесть лет вам, Иван Петрович, а вы все капитан...
– Но ведь это можно исправить?
Я пытался воодушевить себя, но мне казалось, что делаю я это с пустого места. Как чувствовал, что не будет повода для радости.
– Можно. А зачем?.. Вам тридцать шесть лет, товарищ капитан, вы полны сил и желания служить или нет?
– Ну, в общем, да.
– Вот и служите себе, пожалуйста. И не смущайтесь, что, как офицер, вы бесперспективны...
– Роман Евгеньевич! – возмущенно одернул подполковника Гнутьев.
– Как это бесперспективен? – похолодел я.
– Да не берите вы в голову, Иван Петрович, – успокаивая меня, махнул рукой Хворостов. – Нормально все у вас, орден, медали, богатый послужной список... В общем, служите себе на здоровье и ни о чем не думайте.
– Значит, бесперспективен, – заключил я, уронив голову на грудь.
Я чувствовал себя капитаном, в один миг оставшимся без корабля и экипажа. Одна только резиновая лодка подо мной, а вокруг бескрайний океан. Плыви, капитан. Если сможешь... Вот и мне предлагалось то же самое. Служи, Петрович, тяни солдатскую лямку, а парадом командовать будут другие...
– Не все так страшно, – попытался приободрить меня подполковник.
Он был похож на палача, вся доброта которого заключалась в том, что перед тем, как вздернуть жертву на виселице, он позволил ей намылить шею. «Не так больно...»
– Вы, товарищ полковник, тут сами как-нибудь, а я пойду, – сказал он, поднимаясь.
Настоящий кадровик должен быть хорошим психологом, но не знаю, относилось ли это к Хворостову. По тому, как он обращался со мной, я бы не назвал его мастером своего дела. Но судя по тому, что ему хватило ума убраться с моих глаз, кое-что в психологии он все же понимал.
– Вот такая вот, Петрович, ситуация, – сокрушенно развел руками Гнутьев, когда подполковник закрыл за собой дверь.
– Какая такая? – с укоризной посмотрел на него я.
– Ну, тут генералу нашему фитиля вставили, – не глядя на меня, сказал начальник РОВД.
– Из-за меня?
– Да нет, ты-то здесь при чем? С тобой все нормально, ты у нас на хорошем счету, да что там говорить... В общем, в области генерал был, там его в дискриминации обвинили...
Гнутьев потянул паузу в ожидании вопроса, что за дискриминацию развел начальник ГУВД. Но я промолчал. Горький ком стоял в горле, и мне трудно было говорить. Не знаю, к чему подводил меня полковник, но, похоже, должностью начальника уголовного розыска меня решили не обременять.
– А что за дискриминация, спрашивается? – с мелким разочарованием и глубокой печалью посмотрел на меня Гнутьев. – А то, что нет у нас женщин в уголовном розыске... Ну, одна, в общем-то, есть, но рядовой исполнитель, сотрудник оперативно-разыскной части... Почему не спрашиваешь, какой отдел?