Естественно, прибыли и послы – поддержать Думу на новом для нее пути. Если английский и французский посланники держались скромно, изучали меня и окружение, то Фридрих Пурталес просто сиял. Как же… Неформальным лидером парламента стал, считай, германский протеже, с которым уже разные гешефты крутились-вертелись. «Уничтоженные» публичным скандалом черногорки, нейтралитет России в боснийском вопросе, поставки заводов… Глядя на довольное лицо немецкого посла, я прямо-таки чуял, что зайдет вопрос и о выходе из Антанты. В которую мы еще толком-то и вступить не успели – всего три года прошло, как оформился блок Англии, Франции и России в противовес Германии, Австро-Венгрии, Италии. А немцы уже работают над его развалом. Нет уж, все это было не в наших интересах, о чем я завуалированно Пурталесу и сообщил. Дескать, «сами мы не местные», только-только взобрались на Олимп, надо сначала оглядеться. А то падать далеко и больно.
Осторожничал я потому, что ссориться с немцами мне было совсем не с руки – от Сименса и Цейса продолжало поступать оборудование для радиотелеграфного и оптического заводов. Но и предавать союзников тоже не хотелось – те же англичане поставляли всю начинку для предприятия по производству бензиновых моторов. Стоит только заикнуться о выходе из Антанты – мигом перекроют кислород. И никакие Ротшильды не помогут. А ведь мне с них получать еще установки для химического завода! Так что лавировать, лавировать и еще раз лавировать.
Единственное, от чего не удалось отбояриться – от обещания первый официальный визит в качестве главы парламентского большинства совершить в Берлин.
Разочарованный и обиженный на жизнь Никса, даже не дождавшись меня, с семьей отбыл на богомолье. Рождественские праздники для знати подзатихли, да и что в них нового? Список официальных мероприятий тоже небогат – прием у Столыпина, в Думе у Головина, да у меня в Юсуповском дворце.
Стоит ли удивляться, что гостей все прибывало и прибывало? Образовалась целая пробка из экипажей, некоторые из посетителей были… ну со странностями. Мой «городовой» Евстолий аж с тремя помощниками справлялся все хуже и хуже, наконец дело дошло до форменного скандала.
Самое начало его я пропустил: свалил от праздничной суматохи и многочисленных желающих «засвидетельствовать лично» в кабинет с Зубатовым. Праздник праздником, а работа работой, тем более в МВД перестановки и новые веяния, нужно держать руку на пульсе.
Пульс выглядел как объемистый портфель, из которого Зубатов извлек толстую папку с документами.
– Счета, недвижимость, заложенные драгоценности…
– Великий князь Алексей Александрович… – я полистал бумаги, тяжело вздохнул.
– Он самый. А еще яхта, недвижимость, записанная на его любовниц.
– Сергей Васильевич, – я поднял глаза на министра, – зачем вам это?
– Вы же не просто так двинули меня наверх… – Зубатов ткнул пальцем в потолок. – Вам нужен результат. А какой сейчас лучший результат? Прижать к ногтю аристократов. За генерал-адмирала никто не вступится, а дело будет громкое и показательное.
– Его любит Никса.
– Пускай любит и дальше, – как-то легкомысленно махнул рукой новодельный министр. – Французы все одно его не выдадут, даже если мы проведем заочный суд. Чего наше законодательство, кстати, пока еще не позволяет. А с царем вы отношения уже не наладите. Так чего теперь терять?
– Я обещал, что не будет реквизиций.
– А их и не будет! Даю слово. Мы арестуем по уголовному делу недвижимость и драгоценности любовниц великого князя, он тут же прибежит к вам договариваться. Не сам, конечно. А через доверенных лиц. Отдаст не все, но многое. Добровольно. Пожертвованиями.
Деньги бы нам не помешали… Сколько можно содрать с Алексея Александровича? Я еще полистал документы. На зарубежных счетах было около десяти миллионов. Даже если отдаст половину… Считай, железная дорога в Финляндию у меня есть. Плюс реконструкция крепостей в Польше. Овчинка стоила выделки.
– Ладно, возбуждайтесь.