Елена пробежалась по приемной, зашла в кабинет.
– Окстись! Шесть утра! Анна устроилась ко мне секретарем. Я ей обещал помочь, когда жил во дворце…
Какой дурдом! Страна входит в эпохальный период, я везу публиковать важнейший после «Русской правды» документ в истории России, а тут Елена с ревнивыми бреднями.
– А это? Это что? – девушка кидает на стол номер «Кабацкого листка», низкопробной желтой газеты. В ней целая статья посвящена персонально мне. И Танеевой. Ее называют госпожа Т. Журналист прямо намекает, что старец соблазнил и увел прямо из-под венца фрейлину двора. Скандал!
А ведь я даже не прикоснулся к Анечке. Хотя та и намекала. Во дворце зашла в мои покои полураздетой, спрашивала, не надо ли чем помочь. Но я работал над правками к Конституции – мне было не до утех. А теперь обидно. Так хотя бы за дело полоскали.
– Ложь! От начала до конца, – отмел я подозрения Елены. – Ничего промеж нас с Танеевой не было! Богом клянусь!
Я перекрестился. После чего взял икону из красного угла, поцеловал.
– Ну, раз так… – эсерка в удивлении покачала головой.
– Елена Александровна! – я умоляюще сложил руки. – Езжай обратно! Завтра вам возвращать Алексея. Кстати, мальчик сможет вас опознать?
– Нет. Как ты и велел, мы надевали на лица шелковые маски. И ему тоже – вроде как игра.
– Тогда срочно езжай назад. Как только все будет готово, дай знать.
По пустым утренним улицам я почти мгновенно домчался до редакции «Слова», текст Конституции тут же начали заверстывать.
– Эпохально! Я прямо поверить не могу… – Перцов прыгал от счастья и даже позвал Адира сфотографировать сначала меня, а потом себя с листами Основного закона. – Мы считай вошли в историю! Да что вошли… Вбежали!
Ага… Как бы нас за такое из истории не вынесли. Вперед ногами.
– …никто не ожидал. Месяца не прошло, как его императорское величество вновь наотрез отказался от Конституции – и тут вдруг такие перемены. – Перцов продолжал фонтанировать эмоциями. – Григорий Ефимович, вы не знаете, что случилось?
Киднепинг будущего русского царя. Я очень надеялся, что благодаря моим усилиям Ипатьевского дома в этой истории не случится, и мы с Алексеем и княжнами отделались малой кровью.
– Царь внял чаяниям народа. И моим молитвам… – я тяжело вздохнул. – Но уверенности, что до конца – нет. Павел Петрович, вели подверстать внизу передовицы объявление.
– Какое?
– Сегодня с обеда и все следующие дни на Дворцовой площади мы будем славить царя.
– Дельно! Сейчас же распоряжусь.
Перцов убежал, а я перекусил в трактире и поехал… в Зимний. Взошло яркое солнце, день обещал быть ясным. Опять начала стучать капель – декабрь выдался непривычно теплым, не питерским. На улицы, со вчерашними газетами в руках, высыпали толпы людей. Они яростно о чем-то спорили, кто-то уже шел быстрым шагом в центр. Ничего… Сейчас мы по вам вдарим экстренным выпуском «Слова» – Перцов велел нанять максимальное количество уличных мальчишек-газетчиков – и вот тут посмотрим, чья возьмет. Ни секунды не сомневался, что Николай попробует все откатить обратно.
В Зимнем я скинул шубу служителю, быстрым шагом пошел в рабочее крыло. Дворец напоминал растревоженный улей, чиновники бегали по этажам с бумагами, лица у них были ошалевшие. Кое-кто из знакомых лиц пристроился мне в фарватер, усилились перешептывания за спиной.
– Где кабинет главного цензора, Блюма? – я схватил первого попавшегося чинушу, рявкнул прямо в лицо. Пора показать этой братии, кто в доме хозяин. Столыпин запросто пришел на заседание Сеньор-Конвента Думы, ну и я тоже стесняться не буду. Меня провели к Блюму – круглому одышливому толстячку в пенсне.
– Указ о «Дополнении временных правил о повременных изданиях» вам уже не указ?! – грозно начал я, даже не закрывая дверь кабинета. Сзади прибавилось чиновников, народ вытягивая шеи, внимательно слушал.
– А что, собственно, происходит?! – толстяк нервно подскочил из-за стола.
– А вот что происходит… – я сунул ему в руки номер «Кабацкого листка». – Поносят сволочи, порочат светлое имя госпожи Т.
– Хотите знать, кто это? – я повернулся к чиновникам.
Судя по их глазам, они хотели знать. Кое-кто даже очень-очень.
– Это Анна Танеева. Фрейлина государыни. Светлая, благочестивая девушка! Меня оклеветали, ладно, привык. Но ее!
Блюм прилично так взбледнул, засуетился:
– Собственно, мы в главном управлении по делам печати нынче такими вопросами не ведаем. Вам надо в Осведомительное бюро.
– Умолкни! – опять рявкнул я. – Развели тут бюрократию. Ну ничего… Мы с Петром Аркадьевичем вычистим ваши авгиевы конюшни!