Вздрогнув от громкого смеха Билли, я резко поднялась и пошла на кухню.
— Родная, куда ты? — Рене отвлеклась от подшучивания над Чарли и обернулась ко мне.
— Я хочу печенье, — хмуро отмахнулась я от неё, мысленно умоляя Рене удовлетвориться моим объяснением и оставить меня в покое на это короткое время.
— Я налью тебе молока, милая, — заботливо улыбнулась мне мама, вставая с дивана и направляясь в мою сторону.
Я сглотнула. Как не вовремя Рене решила побыть внимательной! Но тут же одёрнула себя. Женщина не виновата, что ты через раз называешь её Рене в своих мыслях, так и не смирившись, что теперь ОНА твоя мать…
Глубокий вдох не привёл мысли в подобие порядка, но искусственно замедлил зашкаливающий пульс. Спокойно, Белла. Сейчас ты сядешь на свой стул и будешь играть роль счастливого ребенка этой милой, в общем-то, женщины. Сев за стол, я подтянула к себе вазочку с овсяным печеньем. Взяла одно и начала задумчиво крутить его в руках, взвешивая все «за» и «против».
— Эй, крошка, может не стоит обдумывать план по захвату мира с таким мрачным лицом? — Рене, улыбаясь, подсела рядом, поставив передо мной стакан с подогретым молоком. Без пенки. Она быстро учится быть хорошей мамой.
Я мрачно усмехнулась, провожая взглядом печеньку, которую она взяла с вазочки.
Состроив серьёзное лицо, я невозмутимо пробормотала, откладывая свою печенюшку:
— Да, ты плава… Слиском больсая велоятность того, сто с такой плохой маскиловкой мной заинтелесуется Пентагон…
Рене подавилась откушенным десертом и закашлялась. Я спокойно пододвинула к ней стакан с молоком. Осушив его до половины, мама с недоверием посмотрела на меня:
— Изабелла Мари Свон, надеюсь, это была шутка?! — раскрасневшись, строго спросила она.
— Нет, — спокойно ответила я, внутренне посмеиваясь её ошарашенному лицу. Выждав театральную паузу, я добавила, — это был салказм.
Чарли
Проводив взглядом жену и дочку, я обернулся к другу.
— Знаешь, Билли, мне кажется, что моя дочь — самая лучшая, но самая странная на свете.
Блэк посмотрел на меня насмешливо:
— Кажется, я понимаю, о чём ты говоришь, потому что у меня таких две. До сих пор не могу выбрать, кто из них лучшая, а кто странная. Наверное, та, что в данный конкретный момент не шкодит… — индеец ласково улыбнулся, видимо, вспоминая шалости близняшек.
— Белла никогда не шкодит. Знаешь, недавно застал её в детской, и она делала зарядку… — я заметил, как друг поднял бровь, мол: ну и что? В чём криминал?
— ПОЛНОЦЕННУЮ зарядку, Билли! С приседаниями, наклонами и растяжкой! Я не показывал ей этого…
— Конечно, не показывал, ты бываешь дома только вечером и в выходные. Кстати, знаешь, я думаю, что в таком темпе ты дослужишься до шерифа, — он похлопал меня по плечу.
— Дело не в этом, Билли. Моя дочь делала мельницу руками и считала… Считала на немецком! — в голове так и стояла картинка, как Белла, наклонившись, с идеально прямыми ногами касается правой рукой пальцев левой ноги и наоборот, приговаривая: айн, цвай… айн, цвай…
— А какой язык в школе учила Рене? — вопрос друга ворвался в мои воспоминания.
— Конечно, испанский! Билли, мы все учили испанский! У нас в Форксе даже курсов других языков нет, насколько мне известно.
— А ты сам-то её спрашивал на эту тему?
— Рене или Беллу?
— Беллу, конечно. Извини, но Рене не производит впечатления продвинутой матери.
— Не критикуй мою жену, Блэк, она старается, — огрызнулся я, но потом вздохнул, вспомнив случай с крышечкой и пару подобных моментов…
— Знаешь, я не стал спрашивать Беллу по поводу зарядки. Мне показалось, что это глупо — подозревать собственного ребёнка в чём-либо. Она вполне могла увидеть, как какой-то рыжий немец вёл программу фитнеса. Телевизор работает целыми днями, а Белла никогда не смотрит мультфильмы.
— Эй, а вот это действительно странно. Мне казалось, что все дети любят мультики!
— Моя дочь — исключение, — я улыбнулся воспоминаниям. — Мы пробовали их ей включать, но, кажется, что она смотрела их из вежливости минут десять, а потом просилась спать.
— Ну и ну! У тебя действительно идеальный ребенок, Свон. Моих девочек уложить можно только после трёх сказок.
— Вот тебе и «ну и ну». Ты бы видел, как Белла веселилась, узнав значение этой фразы.* (Дело в том, что в английском есть устойчивое выражение «Holy cow» дословный перевод на русский — «святая корова», имеет значение типа: «ну и ну», «бог ты мой», «вот это да»)
— Не знаю, что её рассмешило, но она хохотала до слёз.
— А она знает, что такое «корова»? — осторожно спросил Блэк.
— Я подозреваю, что да. Потому что потом она спросила про коровьи рожки и их отношение к ангелам.
Билли посмотрел на меня, словно надеясь, что я скажу, будто это шутка. Но это не было шуткой…
— Ты меня разыгрываешь.
Я покачал головой.
— У неё специфический юмор для годовалого ребенка, — я усмехнулся, вспоминая, что Белла, в отличие от той же Рене, всегда понимала мой сарказм. Я видел это по прищуренным глазам и закушенной губе дочери, когда она сидела рядом во время наших утренних подначек с Рене.
Я подозревал, что ранний брак — это не то, о чём мечтала Рене, заканчивая школу. Она всегда хотела уехать из этого города, ей не нравился постоянный дождь, она хотела жить в мегаполисе, а не быть одной из трёх тысяч жителей населенного пункта под названием Форкс. Мы были разными. Но я любил её. Наверное, я мало говорил ей это, всегда считая, что самым красноречивым проявлением любви являются поступки. Но ей нужны были слова, наверное. Жаль, что в нашем случае нельзя сказать, что противоположности притягиваются. Это чудо, что школьный роман с весёлой девчушкой неожиданно перерос в брак.
Я помню, как Рене сказала мне, что беременна. Почему-то я представлял голубоглазого мальчика, который ходил бы со мной вместе рыбачить и на бейсбол… Парня, которого бы я в четырнадцать лет научил стрелять и основам рукопашного боя. Парень, который мог бы продолжить моё дело…
Но, когда на УЗИ нам показали маленькую девочку, я понял, что мои мечты о сыне были не идеальными. Парни бывают откровенными балбесами и шалопаями. Девять из десяти бросают родителей и уезжают в дальние дали, не поступают в колледж, начинают пить раньше двадцати одного или что похуже. Мальчика трудно воспитать, тем более помощнику шерифа. Слишком много времени съедает работа. Слишком мало внимания остается для ребёнка. И редкий ребенок понимает необходимость работы.
«Мой папа шериф». В устах парня это звучит как вызов, хвастовство, тогда как если эти слова скажет девочка, в них будет предупреждение. Только взяв на руки этот маленький попискивающий и дрожащий комочек из рук медсестры, я понял, насколько счастлив, что у меня именно дочь. Но при взгляде в растерянные глаза, которые смотрели как будто сквозь меня, я испытал самый настоящий страх, который не знал никогда в жизни.
Она такая маленькая, такая беззащитная. Кто, если не я, защитит её, такую хрупкую, такую слабую? А если обманут? Обидят? При одной мысли об этом мои кулаки каждый раз непроизвольно сжимались, грозя уничтожить будущего неудачника, который рискнёт её расстроить. Первые месяцы я боялся даже взять дочку на руки. Она выглядела слишком хрупкой для этого мира. Маленькие пальчики меньше моего ногтя на мизинце ввергали меня в шок. Она точно вырастет? — хотелось спросить мне, глядя на её миниатюрность.
Все мои школьные друзья подшучивали, что теперь мне мало удастся поспать. Что теперь моя жизнь превратится в ад и будет подчинена детскому крику, пелёнкам, бутылочкам и памперсам. Причём мне необходимо будет научиться распознавать по децибелам, чего же хочет Белла.
В реальности с ребёнком проблемы были минимальны. Она много спала, а когда не спала, то ела или занимала себя самостоятельно. Поначалу мы с Рене, наслушавшись чужих советов, накупили дочери цветных игрушек, но все они мало привлекали моего ребёнка.