Три. Два. Один.
– Чего-о-о? – орет потерпевший.
Какое это удовольствие – стереть снисходительное выражение с его рожи. Жаль только, что раздутые ноздри и побелевшие даже под тонким слоем муки скулы не портят идеально-красивого лица.
– Того-о-о! – передразниваю я.
– Бл… Пи… Ты чего несешь? – Рэм трясет меня как грушу.
– А что такого? – хлопаю ресницами.
– Я убью пидора!
Хочу отпихнуть психа, но, походу, некоторых клинит. И чем сильнее вцепляется в меня Рэм, тем больше из меня лезет начинки, и это не повидло. Дерьмо кипит не только у него.
– С чего бы? Я вообще-то совершеннолетняя. Это я так. Напомнить, если ты вдруг забыл. Мне уже все можно!
– Пизда Дэнчику, – припечатывает Рэм.
Офигеть! При мне матерится. Такое на моей памяти случалось всего пару раз в момент наивысшего стресса. Видать, моя половая жизнь его все-таки волнует. С чего бы, спрашивается? Ему можно, а мне нет?
Черт. Меня озаряет, что я подставила Дениса. Судя по лицу бывшего друга, жить моему новому парню остается недолго.
– С чего ты взял, что это он? – пытаюсь я спасти шкуру Дэна.
Ой, мля… Сейчас у кого-то пар из ноздрей повалит.
– В смысле, не он? А кто? Говори. Сонь, у тебя есть тридцать секунд. Признавайся!
– Не скажу, – снова начинаю вывинчиваться из рук сумасшедшего. – И не трогай Дениса. Он хороший!
– И станет еще лучше, когда я его кастрирую!
Мне удается наконец оттолкнуть Рэма и дать деру из ванной, но в прихожей меня хватают за шкирку и, со всей силы впечатывая в железобетонное тело, обхватывают наглыми лапами.
У меня сердце колотится на пределе. Лопатками чувствую, как неровно и тяжело дышит Рэм. Я пытаюсь расцепить стальную хватку. Вот сейчас я очень отчетливо ощущаю ягодицами, как Рэм взбешен.
– Он к тебе лез, да? Вы с ним трахались? Как далеко вы зашли, Сонь? Так? – тяжело дыша мне в шею, Рэм задирает на мне футболку и добирается до груди. – Или так? – другая рука ныряет вниз между ног и накрывает промежность поверх трусиков. – Ты для него там бреешь, да, Сонь?
– Отвали!
Да он кукухой едет!
Парни все такие идиоты, когда у них весенний сперматоксикоз?
Надо его тормознуть, но как?
Он же ничего не слышит, рычит на ухо, заставляя волоски на руках приподниматься:
– Тебе понравилось, а, Сонь? Молчишь? Ну все. Больше тебе ничего не светит. Надо будет, на цепь посажу. Никаких «уже все можно», – а сам, прикусив мне ухо, трется эрекцией об попку.
Бесит. Пугает. И волнует. Странный холодный шар будто катается в животе, реагируя на то, как длинные пальцы Рэма давят мне там внизу.
Корежит не только Рэма, но и мне становится не по себе, от нарастающего незнакомого чувства.
Пошел в задницу! Будет он мне указывать, когда мне можно сексом заняться!
Заставляю себя замереть и цежу:
– Убери от меня свои грязные лапы и свой корнишон.
На секунду мир смазывается перед глазами.
Это Рэм резко разворачивает меня к себе лицом.
– Значит, мои руки для тебя грязные? – он надавливает мне на нижнюю губу большим пальцем, и я не задумываюсь кусаю его.
Глаза Рэма почти черные, так расширены его зрачки. Его ладонь ложится мне на горло, и я нервно сглатываю, хоть он и не сдавливает.
Рэм опускает сумасшедший взгляд на мои губы. Против воли всплывает в памяти зимний поцелуй, на секунду выбивая у меня из-под ног почву.
Не знаю, собирался ли Рэм меня поцеловать, но, что бы это ни было, это останавливает раздавшийся звонок домофона.
Мы молча сверлим друг друга ненавидящими взглядами, дыша, будто лошади, завершившие скачки. И никто не пришел первым. Кони в мыле, жокеи в ауте.
Домофон продолжает трезвонить. Блин, это, наверное, Денис.
А я выгляжу, как кикимора!
Стряхиваю руки Рэма.
– Иди открой дверь, – выплевываю я ему в лицо и несусь к себе в комнату.