В ушах звенело от последнего удара по голове, и я медленно начала терять сознание.
— Эх… если бы ты понимала речь, я мог бы пригрозить тебе жизнью той уродливой старухи.
Сердце пропустило пару ударов, но я заставила себя сохранить безэмоциональное лицо.
— Знаешь, что самое странное? Почему я продолжаю с тобой разговаривать?
Он наклонился надо мной и расстегнул самую верхнюю пуговицу своей белой рубашки, покрытой местами моей кровью.
Я плюнула ему в лицо кровью. Ее было много из-за разбитой губы и вообще лица в целом.
Он раздраженно вытер платком щеку в том месте, куда прилетел мой плевок, и встал.
— На самом деле я знаю, что ты умеешь разговаривать.
Сердце застучало быстрее, но я продолжала безразлично таращиться на него.
— И что ты понимаешь все, что я тебе говорю, однако эта игра в «выбей из Пилии слово» мне уже надоела.
«Что он имеет в виду?»
— Поэтому я решил, что должен использовать что-то, что поможет мне увидеть твое отчаяние.
Он подошел к двери и постучал.
— Можете забирать, я закончил, — на его жирном, покрытом испариной лице засияла хитрая улыбка, от которой я почувствовала рвотный рефлекс, и я закашлялась.
Мое наказание отменили, и я просто продолжала влачить свое жалкое существование в качестве рабыни.
В моей голове было много вопросов. Я не понимала, что он задумал, поэтому вновь попросила Трину держаться от меня подальше прошлой ночью.
'— Почему? — спросила она тогда. В ее голосе слышалась грусть, но улыбка, даже оставаясь все такой же теплой, показывала беспокойство.
— Это для того, чтобы ты выжила.
Какое-то время она молчала.
— Ты все еще планируешь сбежать?
— Да, у нас почти все готово.'
На этом наш диалог и закончился.
Я знала, что помимо меня она заботилась также о детях, что попадали сюда. Однако я не была ребенком… уже очень давно перестала им быть.
«Но это не значит, что все эти мгновения не важны для меня…»
В один из дней, когда нас снова загоняли на ночь, словно скот, Трины я не нашла. Но также я ничего не могла сказать надзирателям. Я тщательно скрывала от них, что могла говорить и понимать их речь.
Оглядев открытое пространство в панике, я не заметила никого, кто мог бы остаться случайно вне этой толпы. Было пусто.
— Эй, ты, а ну шевелись, если не хочешь получить еще порцию розг! — крикнул один из надзирателей.
«Здесь нет Мюллера!» — постепенно во мне нарастала паника, которую я постаралась успокоить.
Я остановилась на входе, чтобы еще раз оглядеть все вокруг, но из-за этого меня толкнули внутрь с силой, и я еле удержала равновесие.
Мои глаза начали искать в толпе знакомую седую макушку, когда сзади послышался звук защёлок.
— Трина… — на грани слышимости позвала ее я и медленно двинулась вперёд.
Я неосознанно повторяла ее имя, обращая на себя все больше и больше внимания.
— Нет, нет, нет…
Я быстро прошла всех присутствующих здесь, но не увидела ее.
Перед глазами возникла теплая улыбка этой женщины.
«Как же так?..»
Я упала где-то рядом со стеной, держась за нее рукой. Я обратила внимание на мои руки, на которых все еще хорошо держалась повязка.
— Ч-что с тобой? — послышался голос со стороны.
Обернувшись, я увидела мальчишку, одного из выживших детей.
'— Ты спасла их, и теперь они знают об этом...' — пронеслось в моей голове.
В моей голове пронесся голос Трины. Я почти уверена, что это ее рук дело.
— Где Трина?
Мальчик вздрогнул от моего резкого, холодного тона и пустого пронзительного взгляда. А ведь если подумать, единственными людьми, которые не вздрагивали от такого взгляда, были Трина и надзиратели. Даже этот жирный хер И́нель реагировал на него.
— Я-я н-не знаю… — заикнулся то ли от холода, то ли от нерешительности тот.
Устало вздохнув, я начала морально готовить себя к худшему. Я была почти уверена, что скоро мне придётся встретиться с этим ублюдком и увидеть самое жуткое, что я могу предположить…
— Вы собрали хворост? — произнесла я, достав из-под тряпок приличную в обхвате рукой вязку веток.
Мальчик кивнул, когда я посмотрела на него.
Собравшись с мыслями, я направилась туда, где люди уже начали собирать хворост.
Этим костром по ночам мы уменьшили смертность в наших рядах. Многие даже выздоровели. Мы помогали друг другу и заботились, как могли скрывали то, что кто-то приболел, хотя и старались не заболеть сами.
Никто не хотел быть выкинутым.
В последние дни я уже начала раза со второго-третьего поджигать хворост.