С другой стороны, это многое решает. Иногда лучше промолчать, когда всё и так ясно без слов. Его поведение говорит о том, что он уже на крючке. Я на пути к победе и пора включать ласковую кошечку, строить глазки и всячески подталкивать к предложению руки и сердца.
Интересно, как бы выглядела моя подпись, если бы я вышла за него. Маргарита Бессонова, вроде звучит не дурно. Ой, всё… нужно прекращать. Такие мысли мне ни к чему.
Чувствую его тёплое дыхание у шеи, сквозь шторку ресниц разглядываю крепкую загорелую руку, что по-хозяйски прижимает меня к себе. Невольно закусываю губу, жалея о том, что не смогу больше ощутить это тепло, когда всё закончится.
А как он будет жить после такого предательства?
Нет, это не должно меня волновать.
Или должно?
Проклятье, совесть, лучше молчи. Ну, как я ему скажу о том, кем являюсь на самом деле? В гневе, он может быть хуже Давыдова.
– Моя девочка, – тихо прозвучало над ухом, и мурашки роем пронеслись по коже. Он вложил в эти два слова столько тепла, что внутри невольно скрипнула душа. Мол, видишь, что ты натворила?
Медленно вдохнув грудью, сделала вид, что очнулась. Повернувшись к нему лицом, встретилась с глазами цвета изумруда с вкраплениями янтаря. Они сейчас такие спокойные и добрые.
– Я должна кое-что тебе сказать, – решившись на этот сомнительный шаг, прочистив горло, хрипло сказала ему.
– Не говори. Я всё уже понял, – ответил он.
– Как? – изумлённо глядя на него, не верила своим ушам. Если конечно мы говорим об одном и том же.
– Ты ревнуешь, – его глаза заискрились радостными бликами, будто солнечные зайчики на реке перед закатом.
– Я? С чего ты взял? – вот это наглость, сказать, что я ревную. Может быть, жалею, но точно не испытываю ревности.
– Не лги сама себе. Ты уже давно себя выдала. Я просто ждал подходящего момента, – притянув меня к себе на грудь, самодовольно ответил он.
– Мистер самоуверенность не боится услышать правду? – съязвила я, чувствуя, как быстро меняется динамика нашего разговора, моих мыслей и чувств.
– Нет. Ты же сама сказала про самоуверенность.
– Придётся тебя расстроить. Ты ошибся, – фыркнула в ответ и хотела встать, но он уложил меня спиной на кровать, нависнув надо мной.
– Ошибся, значит? Ошибки нужно исправлять, – на его губах заиграла улыбка, и он наклонился ко мне.
Сердце ухнуло куда-то вниз, а голос исчез, его губы нежно прильнули к моим. В этот поцелуй были вложены чувства, которые переливались в мои вены. Тот самый поцелуй любви, что из лягушки делает принцессу, будит от вечного сна спящую красавицу и заставляет верить в любовь.
Последнее слово эхом раздавалось в сознании. Я… меня нельзя любить так искренне.
Он нежно потерся кончиком носа о мой нос, прижавшись лбом и гладя большим пальцем щёку.
– А теперь? – хрипло прозвучал его вопрос.
Почему-то стало стыдно. Это чувство окатило меня кипятком.
– Макс… я не она. Понимаешь? – еле выдавив из себя эти слова, наблюдала за его глазами. Они излучали спокойствие.
– Я знаю. Ты та самая, что заставляет меня быть идиотом, – усмехнулся он. – Дай мне шанс.
Разве я имею право что-то решать? Это моя цель. Недолго думая, слабо киваю и получаю ещё один поцелуй, который словно печать, скрепляет этот момент, который я никогда не смогу забыть.
Глава 26
Мы спали вместе, а не просто лежали рядом. Сегодня я уснула в его объятьях под стук сердца. Кажется, мы звучали в унисон в той приятной тишине, которая унесла нас в лёгкий сон от переизбытка эмоций.
Мне снился летний сад, в котором стоял отец и улыбался мне. Он ничего не говорил, а лишь одобрительно кивал, указывая на кого-то рядом. Я не видела Макса, но точно знала, что это на него показывает папа. Я так много хотела сказать ему, выплакать всю боль и попросить прощения. Хотела признаться, что не виновата, но его лицо внезапно помрачнело. Он указывал вновь за мою спину дрожащей рукой. Солнце заслонили тучи, и стало темно.
Обернувшись, я увидела силуэт Макса, который заволакивает огромный змей. Он сжимает его и жалит много-много раз. Я вижу, как жизнь начинает покидать его тело, как оно становится обмякшим, словно тряпка. А его глаза меркнут. Пустой взгляд направлен на меня. Пока я смотрю на Макса и ничего не могу сделать, огромный змей бросается на меня, широко раскрыв пасть, злобно шипя: «Мой цве-е-т-о-о-ч-е-е-к».
Мне снился Давыдов в образе змея…
От ужаса вскакиваю на постели и слышу обрывок своего крика. За окном светит солнце, а Макса рядом нет. Тревога стучится в груди, подкатывая к горлу. Знаете, как это бывает после дурного сна, когда ты буквально чувствуешь привкус дурноты на губах.