- Библиотекарем, - сказала Маша.
-Библиотекарем? - удивилась я, потому что молодёжь в библиотеку и так не затащить, а что говорить о том, что она там работала? Это удел для людей примерно моих лет или постарше.
- Да, я работаю библиотекарем, - сказала Маша. - А что вас удивило в этом?
Я объяснила, что нечасто вижу перед собой молодых библиотекарей.
- Понимаю, - слегка обиженно сказала Маша. - Вы, наверно, думаете, что я книги в глаза не видела, зато из Инета не вылезаю сутками. Однако скажу вам, что я очень люблю читать книги. Слава богу, в моей жизни была замечательный педагог по литературе - Рунова, Лариса Александровна (донеси, боже, ей моё доброе слово!), которая привила мне любовь к чтению и к хорошим книгам.
- Простите меня, Маша, если я вас чем-то обидела, - сказала я. Маша с улыбкой кивнула мне. В самом деле, я повела себя весьма бестактно. Нельзя всех ровнять под одну гребёнку! Есть же среди молодых и толковые люди, которые на своих местах делают хорошее дело для себя, для семьи и для родины.
- А что вы больше всего любите читать? - спросила я Машу.
- Больше всего люблю стихи и малую прозу, - сказала Маша и тут же извлекла из своей сумочки книжку в мягком переплёте. - Вот, если интересно, Алёна Берёзкина. Пишет стихи и небольшие, но душевные рассказы.
- Я посмотрю? - спросила я Машу.
- Да, пожалуйста! - ответила она, подав мне книгу.
Тем временем стюардессы стали раздавать пассажирам завтрак. Устроившись так, чтобы можно было с комфортом и поесть, и почитать, я начала вместе с хорошо сваренной и по-домашнему вкусной гречневой кашей поглощать стихи и рассказы Алёны Берёзкиной. И, правда, что стихи, что рассказы были очень нежными и душевными. Особенно мне запомнилось стихотворение под названием "Где ты, мама?". Вот оно:
И зимой, и теплым летом
Я с тобою встречи жду.
Мама, миленькая, где ты?
Ты скажи - и я приду!
Как случилось, что на свете
Мы с тобой поврозь живём?
Я прошу тебя, ответь мне,
Кто же виноват во всём?
Если б знала ты, родная,
Драгоценная моя,
Как я горячо желаю
Встретить, наконец, тебя;
Как хочу тебя обнять я,
От души поцеловать...
Вот одно лишь только знать бы:
Сколько встречи нашей ждать?
Читая эти строки, я невольно вспомнила своё детдомовское детство. Какое оно было? Разным. Но одного, слава богу, не было точно - это голода, как во время войны. А так бывало всё: и любили меня, и обидеть могли, и всё, что хотите. Так что, какова иной раз бывает жестока жизнь, я узнала тогда ещё. Кого бы я с особой любовью и благодарностью вспомнила из той жизни? Пожалуй, нашу воспитательницу, Анну Владимировну Галкину (кстати, я свою дочку Аней в честь неё назвала!). Почему её? Знаете, хоть она и была строга и требовательна к нам, чтобы у нас был порядок и уроки приготовлены, но в то же время, мне кажется, она любила нас всех по-настоящему, неформально. Бывало так, что меня какая-нибудь гадость могла так допечь, что я не знала, как быть... и тогда я шла к Анне Владимировне поговорить, попросить совета. И она всегда выслушает со внимаем, и совет даст, если нужно... собственно, именно Анна Владимировна научила меня не злобиться на жизнь, как бы она тебя ни лупила. Может, я потому и психологом стала, что передо мной всегда был пример Анны Владимировны. Или, как я её в дневнике называла, мама Аня. Помню, уже выйдя из детдома и поступив в институт, я всё равно могла иной раз прийти к Анне Владимировне за советом или просто проведать её, поговорить о жизни нашей сложной. Она всегда радовалась нашим встречам, как может радоваться только мать; она искренно болела за мои удачи в институте и помогла мне устроиться на работу посудомойкой в столовой родного детдома. Надо сказать, что Анна Владимировна жила одна - семьи у неё не сложилось... Вот она меня и опекала по-матерински, если считала нужным, и я ей за это до сих пор благодарна. Но через несколько лет Анна Владимировна слегла с инфарктом. Врачи её в первый раз спасли, и я несчастную после выхаживала... Однако, спустя три месяца, случился ещё один инфаркт - и Анны Владимировны не стало. Сказать, что я после её смерти билась с горя лбом об пол, пожалуй, нельзя; да, было больно и горько, так как умер дорогой мне человек, который любил меня и который был любим мной, который плакал и смеялся со мной, помогал и заботился обо мне... Но, памятуя о том, каким добрым, весёлым и жизнелюбивым был этот человек назло всем трудностям и огорчениям, я сама решила жить вопреки этим боли и горечи, не злобясь, не дуясь и не раскисая. Это самая лучшая память о любимой воспитательнице!.. А, спустя полгода после смерти Анны Владимировны, в коммуналку на Спортивной улице, где я ранее жила, пришёл ответственный товарищ.
- Добрый день! Мне нужна Татьяна Чайкина, - сказал он.
- Это я, - отвечаю, слегка растерявшись, словно меня забирать пришли. Но всё оказалось проще и веселее: тот человек был нотариус и, войдя ко мне в комнату, он сказал, что Галкина А.В. завещала мне свою трёхкомнатную по улице Ленина, в доме 6/б (где я и живу). Тут я обалдела ещё больше, так как такого сюрприза я едва ли могла ожидать. Однако нечего было делать - надо было оформляться и переезжать. А через пару лет после этого у меня родится моя Аня.
2
Наконец самолёт приземлился! Подождав, пока пассажиры выйдут, мы с Машей вышли следом.
- Господи! Свобода!!! - радостно выдала моя спутница. Я невольно улыбнулась.
- Понимаю вас, Маша, - сказала я. - Признаться, я и сама устала и чуть-чуть ошалела. Давайте разомнёмся!
- С удовольствием! - поддержала Маша.
-Ах, да! - спохватилась я. - Ваша книга. Большое вам спасибо - мне очень понравилось.
- Я рада, - с улыбкой ответила Маша, кладя книжку в сумку.
Пристроив ненадолго в камеру хранения наши чемоданы, мы с Машей пошли ходить по аэровокзалу, смотреть, где и что интересного продают... Признаться, там много чего было: и книги, и тряпки, и всё, что хотите. Что касается тряпок, то мне здесь ничего не глянулось, даже при том, что я их просто смотрела без цели купить; всё было или сильно кричащим для меня, или наоборот, угнетающим и мрачным. А я люблю, чтобы между яркими и тёмными цветами была гармония. Да и качество шва мне тоже не понравилось. А среди книг я отыскала новый детективный роман любимой своей Марины Маниловой под названием "Цветы от мистера Икса" и не удержалась, купила. Если говорить о физиономическом портрете писательницы, то она всегда почему-то напоминает мне сову: круглолицая, с короткой стрижкой, в больших очках, от которых, пожалуй, и глаза делаются слегка больше... Но главное - сколько обаяния в её улыбке! Так что если она "сова", то вполне добродушная. Я уж не говорю о том, что в её книгах есть место не только смерти, но и любви, и юмору, и самоиронии героев. Да и наконец, читать книги Маниловой просто интересно.
- Маша, - обратилась я к своей спутнице, показывая ей книгу Маниловой, - я вам рекомендую купить книжку этой писательницы - она вообще очень интересно пишет!
- Спасибо за совет, - сказала мне Маша и купила тоже этот роман. Гуляя дальше, мы дошли до кафе.
- Хотите чая, тётя Таня? - спросила она меня.
- Пожалуй, можно! - сказала я, чувствуя, что мне очень хочется пить.
Сидя за столиком и осторожно потягивая горячий чай, я предложила Маше поселиться вместе в одном номере.
- А почему так, тётя Таня? - спросила она.
- Я просто побаиваюсь ночевать одна в незнакомом месте, - сказала я и заметила, что Маша задумалась. - Вам моё предложение чем-то неудобно?
- Есть немного, - сказала мне Маша.
- Хорошо! - сказала я. - Давайте это обговорим, дабы между нами не было каких-либо недопониманий и нам было бы друг с дружкой комфортно! Что вас смущает?
- Начнём с того, что мы с вами мало знакомы, - сказала Маша.
- Вы боитесь, что я или обижу вас, или сделаю что-то плохое? - спросила я и Маша ответила кивком. - Будьте спокойны, Маша! Ни обиды, ни вреда с моей стороны вам опасаться не следует. Что ещё?
- Господи-боже мой! Впечатление, будто хочу вам признаться, что украла ваш кошелёк, - сказала Маша, на что я её успокоила, что мой кошелёк у меня. - Я просто иногда, когда очень жарко, причём и днём, и ночью, позволяю себе или ходить в купальнике, или спать раздетой, то есть, без рубашки и пижамы, просто в трусиках, - собравшись с силами, выдала Маша. Причём она подозвала меня пальцем, чтобы сказать это мне на ухо, будто раскрывала государственную тайну. - А иначе я буду мокрая с головы до ног. И, боюсь, если вы увидите меня в таком виде, то вам это может не понравиться и вы найдёте меня бесстыжей, а то и вовсе сумасшедшей...