— Мне все равно где спать. Гастрономические оргазмы лишили меня последних сил. Я сейчас упаду на пол и отрублюсь. — Киана прикрыла глаза и оперлась спиной о стену. — Боже, когда мои мышцы привыкнут к этой гравитации.
Мать кинула на матрац свежую простынь и тонкое одеяло. В обе стороны вместо подушек кинула старые пальто, скрученные в рулон, вместо подушек.
— Спокойной ночи, ребята. — Пожелала она нам.
— Спасибо. Спокойной ночи, мам. — Поблагодарил я ее.
— Спокойной ночи, мама. — Неожиданно произнесла Айрис.
Ее решение, назвать мою мать мамой смутило не только мою родительницу, но и меня. Прежде, мы никогда не обсуждали эту тему. Но, похоже, мать восприняла поступок Айрис положительно. Подошла к ней и похлопала по пояснице, затем легонько прижала к себе.
— Спокойной ночи, дочка.
Я впервые увидел, как краска ярким румянцем заиграла на щеках Айрис. Она была смущена и растрогана. Думаю, подобные проявления родительской любви были ей незнакомы. Мы легли Валетом, как и советовал отец. Я обнял ноги Айрис и уснул.
Ночь пролетела незаметно. Утро началось в переклички петухов, пытающихся перекукарекать друг друга. Затем начали мычать коровы под окном, выгоняемые в стадо. Проехал трактор, от которого зазвенела посуда на полках. Сон перебился окончательно. Я тихо поднялся и вышел на двор. Мать шла с ведром, полным парного молока в летнюю кухню.
— Гордей, идем со мной, поможешь. — Попросила она.
Я пошел за матерью.
— Собери сепаратор. — Она кивнула на сохнущие на полотенце запчасти. — Помнишь еще как?
— Руки должны помнить.
Я начал собирать его и собрал.
— Готово. — Радостно кивнул на устройство, разделяющее молоко по фракциям.
— Молодец. — Она проверила температуру подогревающегося молока пальцем, сняла ведро и стала наливать в чашу сепаратора. — Гордей, прекращайте уже куролесить.
— Ты о чем это, мам? — Прикинулся я.
— Почему ты пропал, ничего не сказав нам с отцом? Разве так делают? Я понимаю, любовь, она иностранка и вам захотелось уехать за границу, но нас можно было поставить в известность. Твой телефон не отвечал.
— Прости. — Я обнял мать за плечи. — Если бы мог вас предупредить, я бы так и сделал.
— Это все из-за той истории?
— Да. — Соврал я, чтобы не плодить вранья еще больше. — Но теперь все в прошлом. Мы будем жить с Айрис в городе, возможно, растить детей и приезжать с ними в гости.
— Что значит, возможно? — матери не понравилась такая формулировка.
— Мне кажется, она беременна, только срок очень маленький.
— Дай бог, будет ребенок, и сами начнете думать, как взрослые.
— Надеюсь. — Я добродушно усмехнулся. — Как она тебе?
— Красивая, добрая, правда, такое чувство, будто воспитывалась она в детдоме, что-то сиротское есть в ее поведении.
— Нет, точно не в детдоме. Я видел ее мать, но она типа подружка ее, а не мать. Отца нет.
— Ну вот, почти угадала. А другие девчата тоже видные, как с картинки. Правда, сразу видно, что иностранки, внешность необычная. А ты как будто окреп в плечах, Гордей? — Мать посмотрела на меня. — Или возмужал. И шрам я думала у тебя на голове останется.
— Пришлось сделать косметическую операцию. — Я потрогал голову в месте, где он был. — Безобразно смотрелся.
— Ну и правильно, а то решат, что ты алкаш, по пьянке заработал.
— Точно.
В летнюю кухню вошел отец, держа на вытянутой руке двух обезглавленных уток, чтобы кровь с них не капала на пол.
— Гордей, поставь на плиту полное ведро воды, уток ощипать. Это вам, в город возьмете. Я смотрю, некоторые из вас пожрать горазды. Что, в Канаде нормальной еды тоже нет?
— Ее нигде сейчас нет, только в деревне.
— Ясно, бургер и пицца, мечта тупицы.
— В точку, пап.
Пока я присматривал за сепаратором и ведром с кипятящейся водой, мать сбегала в сельский магазин за свежим хлебом. Заварила чай в большом заварнике, который был куплен для подобных случаев, но стоял без дела, потому что гости наш дом не баловали. Кинула в него смородиновые листья и веточку мелиссы. По кухне распространился обалденный запах.
Народ начал просыпаться. Первой проснулась Айрис. Вошла на кухню, заспанная и растрепанная.
— Мама, давайте я вам чем-нибудь помогу. — Предложила она.
— Ой, спасибо, но уже ничего не надо. Гордей, проводи Айрис в баню, пусть ополоснется, пока свободно.
Я показал моей ненаглядной настоящую деревенскую баню, которую топили дровами и углем, отделанную изнутри лиственницей, отнявшей у меня в свое время немало нервов из-за плотной древесины. В бане еще хранилось тепло, оставшееся после вчерашней топки.
— Из крана течет холодная вода, из бака горячая, тут шампунь, тут мыло, сама разберешься.
— Разберусь. — Айрис закрыла за собой дверь.
Вышла она оттуда сияющая и пахнущая травяной свежестью.
— Я просто в культурном шоке от твоей матери. — Сообщила Айрис. — У нас принято долгое время держать людей на дистанции, давая себе время разобраться в том, кто они такие. А твоя мама, она как будто сразу приняла меня такой, какая я есть.
— Она просто счастлива, что у меня завелась девушка.
— Завелась? Как вошь? — Айрис рассмеялась. — Почему ты в прошлый раз не возил меня к родителям?
— Тогда я считал, что незачем. Хотел быть самостоятельным, а они всегда пытались повлиять на меня.
— Ладно, чужая семья потемки. Что нас ждет на завтрак?
— Блины со свежими сливками.
— Твою мать… — Айрис блаженно закрыла глаза, — ой, прости, как я соскучилась по блинам со свежими сливками.
— Разве ты пробовала их? — Удивился я.
— Нет, но это не мешает мне соскучиться по ним. Пойду, предложу ей помощь, заодно поучусь.
— Иди, а я с батей пошиплю уток.
Через час мы расселись в беседке. Кипяток грелся в электрическом самоваре. Посередине стола стояло большое блюдо с блинами, а у каждого рядом стояли две кружки, одна со свежими сливками, вторая с медом. Мать разлила заварку, окутавшую ароматом мелиссы воздух в беседке. Отец командовал самоваром, подставляя под него чашки. Я показал, как надо есть блины. Свернул его треугольником, макнул кончик в мед, затем в сливки и откусил. Затем запил чаем.
Друзья повторили за мной. Апанасий не смог сдержать чувств и начал постанывать от удовольствия.
— Сынок, твоему другу плохо? — Решил отец, не видя в еде ничего необычного.
— Нет, ему сейчас очень хорошо.
Блины исчезли с большого блюда с космической скоростью. Матери стало неудобно, что она напекла так мало.
— Сиди ладно. — Успокоил ее отец. — Я сейчас сало подрежу тем, кто не наелся.
Сало с горчицей и хреном приняли на ура, заедая его теплым хлебом, но я начал беспокоиться, что организмы друзей, не приспособленные к калорийной пище, не выдержат такого количества жирной еды.
— Ребята, как бы расстройство желудка не заработать по дороге.
— Гордей, у меня есть предчувствие, что мы больше не сможем так вкусно поесть. — Ответил Трой, густо намазывая горчицу на кусочек сала.
— Это не предчувствие, это рефлекс любого человека из космоса, питающегося всю жизнь чем попало. — Объяснила ему Айрис. — У меня было то же самое.
— Тогда считайте, что я пытаюсь убить в себе этот рефлекс. — Трой и не думал останавливаться.
Продолжительный завтрак все же закончился. Я объявил родителям, что нам пора собираться в дорогу и попросил ключи от теткиной квартиры. Мать отдала их мне.
— Вы там аккуратнее. — Попросила она, намекая на нашу большую компанию.
— Мы их отселим куда-нибудь. — Пообещала ей Айрис, правильно поняв ее опасения.
— Как вы друг друга нашли, не понимаю. — Мать пожала плечами, посмотрев на нас. — Думала, Гордей никогда себе не найдет девушку.
— У нас все получилось случайно, а потом завертелось, не выберешься. — Айрис улыбнулась и глянула на меня.
— Чудеса. — Дала оценку нашему знакомству мать. — Живите, раз нашли друг друга.
— Спасибо. — Айрис подошла к матери и обняла ее.