Тот сразу заработал как маленький насос, положив маленькую розовую ладонь на материнскую грудь. С этого мгновения сын для меня обрел личность, у которой было имя.
Для нас с Айрис начался новый этап нашей жизни. Теперь нас было трое, и этот новый третий член семьи требовал к себе столько внимания, что нам не оставалось его друг на друга. Изменилось всё. Айрис теперь не могла есть все подряд, иначе у Никаса болел животик и он мог проорать всю ночь. Сутки делились не часами, а периодичностью стула нашего малыша. Айрис осматривала какашки со знанием дела, сличала с фотографиями из интернета и собственно по ним определяла, нужно беспокоиться о здоровье ребенка или еще рано. Своей капсулы у Никаса еще не было. Его здоровье было целиком и полностью в наших руках и руках российского здравоохранения, а это вселяло определенные опасения и заставляло нас быть маниакально предусмотрительными.
Нас навещали пару раз родители. Мать дала несколько ценных советов по обращению с малышами. Она показала, как надо выкладывать орущего ребенка на животик, чтобы он избавился от газов. Она сэкономила бы нам кучу времени, если бы рассказала об этом раньше. Потом оказалось, что лежа на животе, малыш тренирует мышцы шеи и сможет раньше держать голову. Мой отец, как дед, имя которого носит внук, несколько раз брал его на руки, ходил с ним по дому, разговаривал, но каждый раз возвращал с одним и тем же комментарием.
— Держи, Колька обосрался.
— Пап, нельзя как-то нежнее, — попросил я его, зная, что Айрис коробит от режущего слух слова.
— Не давайте мне его больше. Возьму на руки, когда сам на горшок начнет проситься. А будете так с ним цацкаться, он вам до женихов в штаны срать будет.
— Пап, ему чуть больше месяца.
— Первые месяцы самые важные для формирования характера. Не спешите, как ненормальные на первый его писк, дайте прочувствовать ему всю прелесть ситуации. Пусть покряхтит в своем говне, поймет, как это неприятно валить в штаны. Пусть полежит чуть-чуть голодным, прочувствует ценность еды. А то чуть что, сразу затыкаете его сиськой. Это же мужик будущий, он должен уметь терпеть, ждать и думать. Он так и говорить быстрее научится.
Мы потом обсуждали несколько раз отцовские советы с Айрис и пришли к выводу, что отец прав. Никас, если его сразу не начать кормить, как только он что-то вякнул, начинал издавать разные звуки, будто подбирал сигналы, которые мы должны были понять. Постепенно мы научились распознавать его возгласы, имитировать их, делая вид, что общаемся. Наградой нам были его улыбки, доводящие до слез умиления.
— Как же мы жили-то без тебя раньше? — удивлялась Айрис.
Сейчас невозможно было представить то время, когда Никаса не было с нами. Весь мир зациклился на нем. Какой космос, какая станция, какой Джанбоб! Ничего этого не существовало. Выдумка, фантазия, которой компенсировали отсутствие ребенка. Даже Айрис призналась, что ей совсем неинтересно теперь думать о прежней жизни, даже как-то стыдно за глупые мысли, владеющие ее сознанием в прошлом.
Наступила весна, вторая половина мая. Природа расцвела, заблагоухала цветущими садами. Никас подрос, оформился в забавного толстощекого малыша. Мы решили съездить в деревню, пожить у родителей неделю, чтобы сын подышал чистым воздухом, да и самим отдохнуть от городских стен. Я взял миниотпуск на десять дней. Рано утром мы забили багажник машины всем необходимым и отправились не спеша в деревню к родителям. Для уставшей от однообразия Айрис, эта поездка была сравнима с путешествием за семь морей. Она жадно рассматривала придорожные пейзажи, комментировала их и восторгалась, будто мы ехали среди инопланетных красот.
— Тебе не понять, — ответила она на мою поддевку. — Я же выросла во всем искусственном. Пока сидела дома с Никасом, будто вернулась в то время, когда жила на станции. Земля красивая планета, особенно весной. Пробуждение, радость начала новой жизни, — она поцеловала спящего сына в носик.
Тот сморщил его, похныкал и снова уснул. Машина действовала на него снотворно.
Родители были предупреждены о нашем визите и поэтому встречали у ворот. Отец открыл их и показал, куда ставить машину. Он даже убрал куда-то свои железки, к которым запрещал прикасаться, чтобы появилось место для парковки. Мать приняла кулек с внуком из рук Айрис и сразу начала сюсюкать.
— Нин, хорош, не порть мне внука. Дай сюда.
Никас пошел по рукам. Дед откинул уголок пеленки, открыв ему лицо. Внуку попало солнце в глаза, он сморщился и чихнул, обрызгав деда слюной.
— Пометил, — довольно произнес отец. — Будь здоров, Колька.
Внук улыбнулся беззубым ртом и агукнул на радость деду.