Надо отдать должное сознанию, поцелуй был, действительно, не на есть что настоящий. Я хотел ещё, я хотел, чтобы это выдумка залечила раны, но не что не может длиться вечно, так и она отступила.
- Теперь ты мне веришь,- спросила она.
- Нет, не верю. А что ты можешь ещё,- спросил я, вдруг что-то более интимное есть в репертуаре.
- С ума сошёл,- отпрянула она от меня. Весьма странная галлюцинация.
- Ты сейчас спрашиваешь или уточняешь? Я, блядь, в психушке, это тебе не о чём не говорит,- беспричинно злюсь я.
- Прости, но ты сам виноват,- обижается она,- Я ухожу, если тебе так будет легче.
- Грендель, нет,- говорю я, когда отворачивается,- Останься, не уходи опять от меня.
- Я вспомнила о тебе. Не поверишь, но я жалею о том, что уехала тогда. Произошло так, что один мой хороший друг... Он спрыгнул с высотки и разбился насмерть,- объяснила она, всё также не оборачиваясь.
- Ты его любила,- с горечью спросил я, потому как тоже чувствую подобное к той, чей призрак сейчас разговаривает со мной.
- Да... Но как друга, как брата. Единственный к кому, я чувствовала что-то больше чем братская любовь, был ты,- произнесла она, резко развернувшись.
- Ты мертва! Ты не можешь ничего чувствовать ко мне! Я тебя выдумал понимаешь,- пытался развеять её образ этими жестокими словами.
- Спроси любого, я жива. Как ты можешь быть таким холодным, я же практически призналась в любви,- сказала она.
- Ничего не понимаю... Ни черта я не понимаю, слышишь? Я тебя всегда мог вызвать и мог прогнать, а теперь ты себя странно ведёшь. Так будто бы ты реально жива,- сказал я, схватившись за голову.
- Со мной такое бывает... Мой друг, из-за которого я попала сюда, тоже приходит ко мне, но он не реальный, не живой. Поэтому я понимаю, возможно, как тебе сложно поверить в то, что я существую,- призналась она, глотая слёзы.
- Сука, не может быть этого! Ты умерла, они сказали, что разбилась в тот день, когда я резал вены, чтобы сдохнуть от отчаянья,- выдал я, подходя к ней.
- Прости, во всём виновата я. Ты был прав, говоря, что я эгоистка. Так и есть. Самое страшное, что я любила тебя тогда, но боялась признаться в этом, чтобы не ошибиться,- сказала она.
Я мечтал об этом. Мечтал, что всё между нами взаимно. Хотел иметь с ней будущей и вроде бы мечта сбылась, но уже ничего не будет прежним. Я псих... Какое будущей может предоставить ей псих? Никакого, я ей на хрен не нужен с таким будущем.
- Я любил тебя, убивался, когда ты уехала. Смотри, подарочек от тебя,- показал ей на шрамы,- После всей перенесённой боли и обиды, ты мне не нужна. Проваливай, не нужна ты мне больше.
- А я тебя, всё равно, люблю,- сказала она, исчезая за дверью.
И как теперь опять всё это пережить. Она жива, а я её оттолкнул. Она меня любит да и я её, но включаются обстоятельства, давящие на меня с высока. Если любишь, отпусти,- сказали бы многие. Ну что тогда эти сердечные специалисты знают о любви? Чувствовали ли они хоть раз в своей жизни смертельную тягу к человеку, которого можешь сломать? На этот ответ вопрос у каждого свой ответ и не мне их судить.
Ложусь в постель и наблюдаю как легко погружается палата в темноту. Это и хорошо, сумрак всегда меня успокаивал. Закрываю глаза и ничего не вижу. Пусто... Нет обычных жёлто-оранжевых дугообразных огоньков, сияющих сквозь темень. Нет какого-то привычного сюжета для сна. Ничего, чтобы хоть как-то успокоить нервишки.
Ко всему прочему прибавляются мои странные коллеги по несчастью, путующие день и ночь. Я засыпаю, а они встают. Для меня настаёт время тишины, для них веселья. Настолько мы разные с ними, настолько я на них не похожу.
- Кхе-кхе, нас раскрыли! Кхе-кхе, подонки красновалютные,- горланил мужчина с бородой как у Толстого и с такой же полулысиной на голове.
О чём уж он говорил я не знаю, но второй, что поспокойней кажись знал. Он что-то шептал тому постоянно, брал в руки тапок словно этот телефона и называл цифры.
- Синькин, Дартон, сейчас же замолчите, а то нашлю на вас молодчиков,- припугнула их санитарка.
- Нас раскрыли, суки,- кричал он с новой силой, а потом прибежал наряд в белых халатах и я его не видел до следующего утра.
Я бы мог, конечно, спросить второго в чём дело, но разве мне это было нужно. Я тосковал по своей братве, по шуткам Макса, по глупостям Фиги, по, порой, мудрым словам Рамильки. Меня прямо трясло от невозможности с ними поговорить, спросить у них совета. Они бы решили вместе со мной, что угодно. Даже Макс, что терпеть не может разговоры о любви, поддержал бы меня в этой ситуации и по-братски похлопал бы по плечу.