Выскальзываю, но продолжаю к девчонке притихшей прижиматься. Губами по шее веду, запах сладковатый втягиваю, пальцы наши сплетая. Не потому, что нужна женщинам вся эта ванильная ерунда — желаниям собственным поддаюсь.
— Прости. В следующий раз ты обязательно кончишь с моим членом внутри, — языком по ушку аккуратному, набок скатываюсь и тут же дрожащее тело обнимаю, позволяя ей голову на моей руке устроить.
Ножку, чулком обтянутую, поглаживаю, пальцы выше скользят до ягодиц покрасневших. Отодвигаюсь немного, чтобы посмотреть на последствия шлепков, но моё внимание привлекает другое.
Алые разводы на внутренней стороне бёдер. Совсем немного, но я же, блять, спрашивал.
Чувствовал подвох.
Насколько вообще глупой нужно быть, чтобы к такому как я прийти с отсутствием опыта да ещё соврать про это?
Молча встаю за полотенцем влажным. Потёки с её кожи стираю осторожно, за лодыжку удерживая, когда она закрыться от меня пытается. В глаза ей посмотреть надо, но что я там сейчас увижу? Укор, непонимание, растерянность?
Больше всего боюсь увидеть боль.
Когда из ванной вернулся, Бэмби уже мою футболку натянуть успела. В одеяло кое-как завернулась почти с головой. Прячется от меня.
В голову внезапно мысль бьет. Первым у неё был.
За какие заслуги, мать твою, она такая именно мне досталась? Нежная хрупкая чувственность с молниями в глазах.
— Тише, — дёргается, когда я её кокон разрушаю. Пальцами своими в край вцепилась и ни за что разжимать не хочет.
Паскудство.
Уродом моральным себя ощущаю.
— Мелкий с кем? — продолжаю осторожно ладонь её раскрывать.
— У подруги, — едва уловить удаётся, шепчет одними губами почти. — До утра.
— Дай я тебя хоть укрою нормально. Спать будем.
Кивает, одеяло отпускает, позволяя мне его расправить и со всех сторон её закрыть. Сам за спину девчонки ложусь, подушку, половину которой она тут же занимает, из шкафа бросив на край.
Мне место оставила.
— Ты меня не выгонишь? — едва не всхлипывает, говорит куда-то в пустоту, боясь ко мне лицо повернуть.
— Уже поздновато для этого, ты так не думаешь? — усмехаюсь в волосы, ладонь на её животе поверх одеяла устраиваю, замирая. Жду, когда малышка снова начнёт дышать, и только после трёх ровных выдохов продолжаю. — Зачем скрыла? Терпеть не могу, когда моим доверием пользуются.
Молчание.
Возится осторожно, нос высовывает. Самой, видать, неудобно в пух дышать.
— Я не пользовалась. Член я, правда, видела. Про остальное ты не спрашивал.
С одной стороны — косяк мой, на словах подловила. А с другой… Встряхнуть бы её как следует или по заднице надавать за такие выходки.
Себе ведь хуже сделала.
— Закрывай глаза, Бэмби. Завтра разберемся.
И почему-то с этой мелкой упёртой заразой под боком меня не мучают кошмары.
Даже ни одного грёбанного паука в моём сознании.
14. Артур
— Тише, Оленёнок. Просто расслабься. Больно не будет.
Проснулся от того, что волосы лицо щекочут. Сначала понять ничего не мог — еще бы, за несколько лет привычка успела себя изжить — а после руки сами к девчонке потянулись, чтобы тело горячее и сонное к своему теснее прижать.
Лежал идиотом романтичным, гладил малышку осторожно, разбудить боялся. Пряди светлые со щеки убрал, когда она нос смешно морщить начала и зашевелилась, ягодицами своими в меня лишь сильнее вжавшись. Голову на своей руке устроил, потому что она категорически отказывалась подушку принимать — постоянно на пол спихивала, а потом вокруг шарила в поисках.
Одеяло приподнял, ягодицы, на которых отметины мои цветом налились, разглядывал и осторожно кончика пальцев кожу щекотал, под футболку забираясь постепенно. Живот впалый ладонью накрыл, выше скользнул, моментально затвердевших сосков коснувшись.
Она простонала.
Совсем тихо.
Едва нотки наливающегося удовольствия поймать удалось.
За секунду пах прострелило.
Твёрдым стал от одной мысли о девочке нежной подо мной.
Пальцы сами между её бёдер нырнули: гладили, сжимали слегка внутреннюю сторону бедра, смазку выступившую по коже растирали.
Завелась малышка. Глаза открыть не успела, а уже мокрая.
Глаза закрыты, а сама попкой на меня толкается — ёрзает, теснее к пальцам прижимается, чтобы давление на чувствительный комок нервов увеличить.
— Тсс, маленькая. Я не собираюсь тебя трахать. Просто сделаю приятно. Лежи и получай удовольствие, — шёпотом на ухо успокаиваю, когда она от дымки своей очнулась. Зубами мочку оттягиваю, ладонь к плоти пульсирующей прижимаю, пальцы свободные на шею её ложатся. — Тише, Оленёнок. Просто расслабься. Больно не будет.
Вчера ещё заметил, что девочка кайф ловит от руки на горле. Когда сжимаешь — несильно, но уверенно — на месте удерживая.
— Нравится, Бэмби? — руку на грудь увожу, а сам в шею утыкаюсь. Языком метки зализываю, прикусываю слегка, когда пальцы по клитору скользят.
Она мурлычет что-то в ответ, одеяло ладошками сжимает от удовольствия, пока я узоры мурашек на плече, с которого моя футболка соскользнула, разглядываю.
Надавливаю немного ниже, пальцем одни внутрь скольжу, но девчонка моментом каменеет. Всхлипывает, отстраниться пытается, коготками в предплечье предупреждающе впивается с такой силой, что поначалу реально больно на пару секунд.
— Всё-всё, тихо. Не буду, — затихает вроде после слов моих, расслабляется, дав возможность прежнему состоянию окутать со всех сторон.
Рано ещё. Пусть заживёт для начала.
Продолжаю малышку между ног ласкать, поцелуями шею осыпаю и каждый новый стон впитываю, который с чуть приоткрытых губ бесконтрольно срывается.
Перевернуть бы её сейчас на спину, ноги пошире развести и толкнуться так глубоко, чтобы каждый сантиметр твёрдой длины её узость влажная сдавила.
Сдерживать желания приходится. Душ холодный после такого пробуждения точно лишним не будет.
Ледяной.
Малышка губы кусать начинает. Коготками матрас царапает и поясницу сильнее выгибает, то и дело срываясь на протяжные сладкие стоны, от которых я сам навстречу подаюсь.
— Я тоже хочу… Хочу тебя трогать… — я лишь ухмыляюсь на это и ладонь её ловлю, на короткий миг ласки прервав.
За спину завожу, к члену подталкиваю, чтобы она пальцы на твердости сразу посильнее сжала.
Всё, что захочет дама.
— Весь твой, малышка, — тёплая ладонь так охуенно ощущается. Возвращаюсь к её влажным складочкам, быстрее начинаю по клитору скользить, пока девчонка меня дразнит плавными движениями. — Резче, Оленёнок. Я не сахарный, не бойся.
Будто в ад проваливаюсь. В личные покои, где специально для меня подготовили дьяволицу грешную: нимб нацепили, глаза кукольные нарисовали, нежность раствором по венам её пустили. Но я-то знаю, что, на самом деле, этот «ангелочек» по порочности шлюху прожженную превзойти может.
Только у неё это иначе.
Не грязно. Не под тем углом, после которого помыться хочется, а девку с деньгами в зубах выкинуть от себя.
Та самая, мать её, идеальность, у которой под покровом желания в глазах искры яркие плещутся самым грандиозным на свете фейерверком.
Один раз увидишь — от остального подделками нести начнёт. Суррогатом жалким: потянет, но полное удовлетворение ты сможешь получить лишь от своего личного урагана со светлыми волосами.
15. Артур
В душ Оленёнка приходится относить на руках.
Я совсем не против совместных водных процедур, но в этой ванне едва нормально помещается хрупкая женская фигурка — вдвоем мы просто к чёртовой матери разрушим здесь всё и затопим соседей внизу.