— Ох, испотачишь ты свово Саньку. Вишь, приучила к молоку, избаловала. Повадки какие завел, жевку не хочет. Барин какой растет!
Мне иногда кажется, что бабка Парашкева любит меня больше, чем Саньку, а мама наоборот.
Санька уже начинает многое понимать. Когда он почему-либо капризничает и начинает реветь, я стращаю его: «Вот дед придет, в мешке унесет».
Эти слова действуют безотказно. Глаза Саньки расширяются от страха, и он замолкает.
Действуют на него успокаивающе и некоторые песни. Особенно быстро утомляет его песня, которой меня научила бабка Парашкева: «Детки возмужают, бабку испужают…»
Я люблю рассказывать Саньке сказки. Не знаю, понимает ли он что-нибудь в них, но слушает всегда очень внимательно и буквально замирает.
Когда Санька долго не спит, я вздыхаю и говорю с тоской:
— Ох, дети, дети, кручина родительская.
Мама смеется, глядя на меня, отворачивается и вытирает глаза концами платка.
Когда Санька засыпает, я тихо подхожу к маме и шепотом говорю:
— Уснул мой крохотка.
При этом я знаю, что сейчас у нее начнет смешно дергаться и дрожать нижняя губа.
Наконец у Саньки появились и быстро выросли два зуба. Он стал похож на зайца. Я подбегаю к маме:
— Мама, посмотри: Санька наш — вылитый заяц.
Мама подходит к зыбке, вынимает Саньку, берет его на руки, внимательно рассматривает лицо и неожиданно начинает поучать меня:
— Ты, Ефимка, губы ему протирай тряпкой. Не оставляй пишшу-то. Вишь, следы появились. Больно ему. Нешто тебе его не жалко?
Я смотрю на Саньку и обнаруживаю по углам его рта язвинки; мне становится жалко младшего брата.
Иногда у нас с мамой выпадает свободное время. Тогда она садится на лавку, кладет руки на колени и обращается ко мне:
— А вот скажи, Ефимка, кто это? Он бога не знает, а бог его любит?
— Младенец, — быстро отвечаю я, потому что эту загадку уже не раз загадывала мне бабка Парашкева.
Мама в умилении. Я тоже в хорошем настроении и спрашиваю маму:
— Уж когда этот Санька вырастет?
— Дак ведь он не грибок, — объясняет мама. — Тому лишь бы дождик был, он за день вырастает. А человек-то, ох, долго растет. Вот и ты еще не вырос.
— Я-то что, я-то уже вырос, — горделиво отвечаю я.
— Ничего, не торопись, — говорит мама, — час придет, и квас дойдет.
Надежда на то, что Санька скоро вырастет, помогает мне жить.
Но скоро, видимо, и мой час пришел. У меня начал шататься зуб. Я испугался. «Что я буду делать без зубов-то? Как есть-то буду? Жевку, что ли?» — думал я в отчаянии. Я знал, что жевка — отвратительная еда. Но мама скоро заметила это мое состояние.
— Ты что, Ефимка, приуныл? — спросила она.
— Да зубы шатаются, выпадут скоро.
И мама успокоила. Она объяснила, что зубы у меня молочные. Они выпадут, и на их месте вырастут постоянные.
— Когда выпадет молочный зубок, — учила меня мама, — ты возьми и брось его за печку да скажи: «Мышка, мышка, вот тебе зуб репяной, дай мне костяной!»
Когда выпал первый зуб, я совершил этот обряд в полном соответствии с инструкцией и был спокоен, что без зубов не останусь.
Вскоре Санька превратился в загорбыша — ребенка, которого носят на спине. Я получил свободу. Оседланный, как ишак, я все-таки получил возможность передвигаться. Я бегал с Санькой по улице. Он был в восторге.
Я обучаю Саньку и потом показываю его выучку перед мужиками и старшими товарищами.
— Санька, дай мне по загорбку! — говорю я, и он бьет меня меж плеч или лопаток.
— Санька, ударь по загривку!
Он бьет по шее.
— Санька, стукни мне по затылку!
Он бьет и вызывает всеобщий восторг.
— Мотри, — говорят мужики, — от горшка два вершка, а дерется как мужик.
Я доволен, и Санька рад.
Я люблю моего Саньку, привязываюсь к нему. Может, потому, что уж очень долго с ним возился. А может, он и в самом деле необыкновенный ребенок, и я потому люблю его. Причина, видимо, кроется вообще в природе человека: первоначальная пора любого человека — это пора любви.
Но вот уже повяли полевые цветы, опали листья с деревьев, убраны поля, начались дожди, а потом и холода. Мы с Санькой дома. Сидим безвыходно. Выйти не в чем, да и таскать Саньку на себе по плохой погоде тяжело.
Сидим и смотрим на улицу. Наблюдаем, как к оконной раме слетаются снежные хлопья со двора. Изучаем кружки, кресты, стрелы, которые метель лепит на стекле.
Потом наступает оттепель, начинается слякоть, и мы сидим с Санькой у окна и слушаем мерный шум дождя.
Потом снова морозы.