— Да. Звонила в Лондон, что не приедет на операцию и просила, чтобы ее сделал какой-то доцент…
— Идем… — сказал Алекс и первым начал подниматься по лестнице. Перед дверью Люси Спарроу остановился и, не постучав, осторожно нажал на ручку.
Паркер вошел за ним и остановился. Люси Спарроу в одежде лежала на кровати. Казалось ее внезапно сморил сон. И лишь когда Алекс подошел к ней и коснулся ее руки, инспектор пошевелился. Рука прекрасной женщины бессильно повисла. Алекс наклонился.
— Цианистый калий, — тихо произнес он и показал в сторону двери, ведшей в комнату Спарроу.
Паркер обернулся. В камине лежал лист бумаги, не сожженный, целый и даже не помятый.
«Я хочу избавить тебя от унижений, суда и презрения людей,
— прочитал он. —
Доказательств достаточно, и тебя пошлют туда, куда ты послала Айона. Люси, будь мужественной, если смогла быть жестокой. Через минуту сюда войдет полиция, и тебе наденут наручники. Избавь меня от этого, меня, которого любила, не допусти, чтобы я видел тебя на скамье подсудимых, чтобы ты была вынуждена говорить о нас, обо мне, о ней, о себе… Гарольд Спарроу. А если не он, то тот, кто написал это от его имени».
— Это… это ты написал? — шепотом спросил Паркер.
Алекс молча взял его за руку и вывел из комнаты.
— Это письмо также написано на машинке Сары Драммонд, — сказал он. — И сомневаюсь, чтобы ты нашел автора. Я знаю только, что его должен был написать тот, кто хорошо знал, какой гордой была Люси Спарроу и как она любила своего мужа. Поставленная лицом к лицу с правдой, со своим изобличением, она не стала задумываться, как защищаться и защитится ли. Партия была проиграна. Она ушла.
— Это должен был написать также тот, кто очень дорожил памятью Айона и не хотел, чтобы его личная жизнь стала темой для сотни пронырливых судебных репортеров… — заметил Паркер.
Они спустились вниз и остановились в коридоре.
— Вас к телефону, — сказала круглолицая Кэйт Сэндерс, выходя из бокового коридорчика.
— Меня? — удивился Алекс и подошел к аппарату. — Алло?
— Это я, — раздался знакомый голос. — Как ты себя чувствуешь?
— Каролина?
— Да.
— Откуда у тебя мой адрес?
— Позвонила твоему издателю. Сижу одна у моря, и мне немного грустно. Подумала, что слегка развеюсь, если позвоню тебе.
— Завтра я приеду в Торквей, — сказал Алекс. — Буду в двенадцать перед отелем «Эксельсиор».
— О, мой милый! — воскликнула Каролина и положила трубку.
Алекс вернулся в коридор. Через стекло был виден парк, залитый солнечным светом. Каролина. Добрая, спокойная, милая Каролина. Он нуждался в ней сейчас, как никогда раньше. Каролина: согласие, тишина, жизнь без крови и преступлений. Любимая, добрая Каролина.
Он посмотрел на подъезд. Черный «ягуар» привез его вчера к этому дому. Тогда из автомобиля выскочила стройная женщина и бросилась на шею Айону Драммонду… «Все благовония Востока…»
— Я устал, — сказал он Паркеру. — Ты отвезешь меня в Лондон на своем автомобиле?
— Разумеется, — инспектор положил руку ему на плечо.