— Какой „копт“? — переспросил Николай, другой раненый боец.
— Ну тот, который у вас живёт, про которого ты сейчас всё это рассказал.
— И тут до меня дошло, — завершил свою историю Николай, — что отец Глеб, который был слегка туговат на ухо, десять минут смиренно выслушивал мой бред про копта, который зачем-то живёт у нас в квартире и гадит в нашу кровать, которого я зверски избил, а он залез под стул, сидел там и плакал… И тогда я понял, что самые прекрасные и непостижимые, самые терпеливые и великие люди на свете — это наши священники».
Палата хохотала. И я тоже.
— Давайте скину вам аудиокнигу, — сказала я тогда. — Будете слушать вместе.
— Будем, — согласились бойцы.
В пятнадцатой шла уборка. Потому я зашла в четырнадцатую, откуда сегодня доносились стоны. Поняла, что боец тяжело отходит от операции. Максимально тяжело. Стонет на границе выхода из наркоза, накрывается с головой одеялом — свет режет глаза. Спазмы скручивают желудок, а вырвать нечем. Давно не ел.
— Посидеть рядом? Помочь?
Мотает головой. Не посидеть. Не помочь. Оставить в покое. Чтоб не свидетельствовать бессилие. Завтра станет легче.
Я киваю. И иду в пятнадцатую.
— Не бойтесь, — говорит Андрей, будто извиняясь. — Не бойтесь, одеяло отодвиньте. И всё увидите сами.
Я за полтора года видела столько всего… Я не боюсь. Отодвигаю одеяло и молчу. Такого я не видела.
— Я из Сызрани. На Волге, знаете? Мобилизованный. Жена, двое детей.
— Старшая дочь?
— Оба сына. Семь и тринадцать.
— Волга широкая у вас?
— Очень широкая.
— А у нас, под Тверью, где родители, исток. Не знаю, сколько метров. Узкая совсем. Я её минут за восемь переплываю.
Мы молчим, смотрю на ногу Андрея.
— Ну ладно, — говорю, — не за восемь. За десять.
— Мне оторвало ногу полностью, — говорит Андрей. — Совсем. Там, где щиколотка, нога болталась на одной вене. Я орал от боли. Врач говорит, я орал: «СОХРАНИТЕ мне НООООГУУУУ!»
Я начинаю мягко работать с коленом и чуть выше колена. Там, ниже, аппарат Илизарова. Голень в аппарате. Пятка загипсована. Эта нога короче второй сантиметров на семнадцать. Икра отделена от кости и выведена в сторону, нога как бы раздваивается. Я смотрю, мозг старательно обрабатывает то, что видят глаза. А оно не обрабатывается.
Думаю, скоро около госпиталя появится новый памятник. Военным хирургам, спасающим раненых в СВО. Сегодня они делают невозможное.
— Больно? — спрашиваю.
— Вот здесь, где вы сейчас работаете, не больно. Но ощутимо, конечно. Вы жмёте здесь, а у меня уходит боль там. Из пятки. Совсем. Перестало стрелять, представляете?
— Представляю, — говорю. — Я оттягиваю нервный импульс сюда, переключаю, чтоб там не замыкало. Закрывай глаза и старайся расслабиться, Андрей. Дыши.
Андрей дышит. В палате кишит жизнь. Сегодня среда, а значит, пришли волонтёры Аня и Юля. Их ждут. Только что была сонная болезненная тишина и полумрак, а сейчас свет включён, шумит чайник на чьей-то тумбочке, нарезаются пироги, поверх сериала из телевизора звучат женские голоса: «Андрюшка!», «Володька!», «Димка!».
Ане за сорок, наверное. Юля чуть помладше. Обе смешливые, задорные, быстрые. Аня стройная, Юля приятной полноты — к её мягкостям хочется прижаться и не отлипать. Кажется, прижмёшься — и спасёшься от всего на свете.
Я улыбаюсь. Вокруг воины. Рядом с ними их святые. Святой Андрей Первозванный. Святой Владимир. Святой Дмитрий. Но женские голоса — закрой глаза и поверь! — звучат так, будто мы на чьей-то кухне. Будто за окном мир. И скоро у хозяйки поспеет пирог. А пока можно разливать по бокалам вишнёвую настойку. И рассказывать всякие истории.
Вот, с Андрюшки и начнём.
Вдох. Выдох.
Андрей дышит. Я подстраиваюсь руками под его дыхание.
— Жена приезжала два раза. Один раз с детьми. Меня на этой кровати спускали к ним вниз — аж на лифте, представляете?
Представляю.
Вдох. Выдох.
— Младший в этом году в первый класс пошёл. А старший уже в седьмом. Учится без «троек». Ни одной «тройки» пока не было, хорошист! А у меня были. В школе. В техникуме не было потом. И в институте не было.
Вдох. Выдох.
— В пятницу домой, Ир. Или как получится. Врач говорит, в пятницу документы будут готовы. В отпуск. На месяц, полтора. Чтоб кости срослись. А дальше снова операции. Сплю и вижу. Только не знаю, как долететь. Мне нужно с вытянутой ногой лететь. Чтоб она горизонтально лежала. У меня одна вена только в ноге осталась. Вниз опускаю ногу — она синеет. Пальцы тяну — становится бордовая. И вот, смотри, икра дёргается. Видишь?