Снова обмен ролями, мы — Нора, я и группа — слушаем сообщения от двух "элементов бардака". На реалистическое бытописание не претендуем, да оно нам и не интересно. Зато как много знакомого каждой женщине, ведущей дом: набросанное что-то из одежды, висящее на совершенно не положенных местах; кухонный стол, заваленный всякими причиндалами, не имеющими никакого отношения к кухне... Даже жена генерал-губернатора Австралии прекрасно знала, что "самое худшее в домашней работе то, что все, что вы делаете, пачкается, выбрасывается или съедается в течение суток". Тема хаоса, противостояния грозным силам энтропии порой прячется за работами "про бардак". Но не в этот раз. В общем, уже кое-что ясно, раз прозвучала у второго персонажа подряд эта фраза: "А ты мать, ты и убирай". Конечно же, это голоса не беспорядка как такового, а того, что стоит за этим беспорядком. Поскольку я имела дело с очень умной женщиной, я спросила у Норы прямо: "Нора, кто это?" "Ясное дело, кто, — ответила она, — сын и дочь".
Не буду сейчас рассказывать весь последующий ход работы, которая, конечно, была про отношения с взрослыми детьми. Они не подростки, а по-настоящему, совсем взрослые; могут приходить когда угодно и уходить к кому угодно. И достойные молодые люди — из тех, про которых говорят: "О таких детях можно только мечтать". Они тоже много работают, отнюдь не бездельники и не паразиты, и в этом доме есть вся сложная "начинка" семьи, состоящей из мамы и двух взрослых детей: любовь, раздражение, постоянное решение вопроса с границами, конкуренция между братом и сестрой. Все как и положено.
Но есть еще одна болезненная проблема. Нора была очень хорошей матерью. Нора воспитала своих детей замечательно. И она находится на пороге той ситуации, когда перестанет быть главным образом, матерью. И уже можно на равных поделить с детьми хлопоты по ведению хозяйства, но тогда надо признать, что в семье Норы все взрослые — и это другие отношения. В каком-то смысле другая семья, которая нужна им гораздо меньше; другие права и обязанности; ничего похожего в жизни еще не было. Немножко страшно, хотя и естественно. Ситуация с определением взаимных ролей и так уже затянулась, дети совсем большие — 20 и 22. Пора менять "контракт", старые рамки уже никого не устраивают, но... Нора может и матерью, и продолжать подбирать, подтирать, подскребать, вмешиваться, советовать, руководить. Тогда неизбежно ощущение, что ее используют, — и соответствующая реакция.
Вот какое важное, совершенно не пустяковое, где-то даже грозное по своей важности решение. Кто мы сейчас друг другу? Мы по-прежнему мамочка и деточки или мы уже кто-то еще? А если мы другие, то как это делается, каковы правила этих отношений? Что мы должны изменить в том, как общаемся? Какие сообщения мы друг другу оставляем, если это так? Мы же понимаем, что разбросанные вещи — это что-то вроде письма маме. И когда мама, скрежеща зубами, усталая, гневная, собирает разбросанные вещи, это тоже сообщение: "В ответ на Ваш запрос...". И пошло, и поехало... В атмосфере привычной семейной разборки как-то недосуг задуматься о том, что за "письмо" лежало под кучей обуви в прихожей, о чем на самом деле грохотали тарелки в мойке. Может быть, думать об этом настолько тяжело, что безопаснее сердиться и обижаться.
Мы закончили работу Норы разговором, "письмами" детям. В группе было довольно много взрослых женщин, и не обязательно имеющих детей. Тем не менее письмо получилось совместным — хотя окончательная редакция была, конечно, авторской, Нориной. Это ее жизнь, хотя группа была очень важна в этом исследовании. И вовсе не по признаку совпадения житейского опыта: у меня, мол, тоже дочь чашки за собой не моет. И не в чашках дело, и даже не в возрасте или семейном положении. Надо заметить, что групповая работа отменяет — конечно, на время — все общепринятые "важности": считается, что наличие или отсутствие детей — это признак признаков, самое-самое, тот специфический опыт, который делает одних женщин похожими друг на друга, а других... тоже похожими друг на друга. Так вот, может быть и иначе. Более того, когда это иначе — насколько легче дышится и тем, и другим! "Детным" и бездетным, замужним и разведенным, "карьерным" и не очень... Если вернуться к теме Нориной работы, то мы ведь помним и себя подростками, мы помним, как наши матушки в пятнадцати- или семнадцатилетнем нашем возрасте писали пальцем "вытри пыль" на запыленной поверхности или демонстративно клали наш не очень свежий лифчик на письменный стол. И тоже хотели нам что-то сказать. И тоже не сказали. Как мы на них злились, как скрежетали зубами, как остро чувствовали, что здесь что-то не то! И как прочно усвоили сам способ непрямого, неоткровенного, через "пустяки" оформленного диалога о самых важных в жизни вещах... Разный опыт участниц, — когда сняты поверхностные, внешние различия и общепринятые деления на "женские касты", — один из самых сильных ресурсов группы, ее золотой запас. Он помогает пробиться сквозь уровень всем знакомой "бытовухи" к тому, что за ним.