— Но кто-то приходил расплачиваться?
— К посылке был приложен почтовый перевод.
— А куда надо было отправить снимки?
— На указанный номер абонентского ящика — 4039, Туре. Рико, выполнив заказ, отослал пленку. Это было (дата точная, у Рико безупречный учет) четырнадцатого числа этого месяца. Я сразу проверил на почте. Действительно, у них есть абонент 4039, но это не частное лицо, а заведение.
— Заведение?
Макс вынул из кармана пачку «Голуаз» и прокатал сигарету между пальцами. Он явно нервничал.
— Ты знаешь «Калао»?
— Ночное кафе на бульваре у лагуны?
— Да.
Арле вытаращил глаза:
— Но какая тут связь с Робертой?
— Я тоже подумал, какая связь… И хотел отправиться туда немедленно. Но время было неподходящее, и я решил сначала нанести визит президенту «Гелиос-клуба»: он работает в двух шагах, на улице Удай. Этот Ван дер Лёве оказался человеком аскетической наружности и стойких убеждений. Он ошарашил меня настоящей проповедью: дескать, клуб — ассоциация в высшей степени почтенная, а вовсе не место разврата, как полагают обыватели; нагота целомудренна, и так далее. Я полюбопытствовал, не числилась ли среди его сподвижниц некая госпожа Арле. Ван дер Лёве неподдельно удивился: он слышал про братьев Арле и про гибель госпожи Арле, но она никогда не бывала в их компании. Ван дер Лёве согласился сообщить мне имена своих единомышленников и даже представил полный список со всеми данными: возраст, род занятий и тому подобное.
Вотье достал из портфеля и развернул машинописный листок.
— В настоящее время в «Гелиос-клубе» состоят двадцать три человека. Большинство — супруги, некоторые приходят с детьми. — Он протянул список Арле. — Обрати внимание на пятую строчку.
— Рюбино, — прочел Арле, — Мари-Луиза, двадцать семь лет, работает в «Экстазе». Что это за «Экстаз» такой? Дансинг?
— Бар, причем с дурной репутацией. Впрочем, список нашего славного Ван дер Лёве устарел. «Экстаз» не существует уже три года — по крайней мере под этим названием. Это заведение переименовывали несколько раз. Теперь это… Угадай…
— ?..
— «Калао».
— Что?!
— Я тоже выпучил глаза и попробовал подкатиться к Ван дер Лёве с вопросами об этой бабенке. Но наткнулся на отпор: клуб-де не позволяет себе вмешиваться в личную жизнь своих членов. Если мне надо, я могу обратиться к ней самой! Однако прибавил, что эта барышня приходит в «Гелиос-клуб» лишь изредка, «из-за специфики ее профессии» — такое очаровательное выражение он употребил. Что мне было возразить? Я поблагодарил этого достойного человека и ретировался.
Арле вернул список приятелю.
— Ты знаешь эту Рюбино?
— Нет, но я отлично представляю, что значит «работать» в «Калао».
Наступило молчание. На улице молнии полосовали небо. От порыва ветра в гостиной звякнуло медное бра. Арле вновь содрогнулся от боли. Затылок одеревенел, по рукам побежали мурашки. Начало приступа, подумал он, теперь это неотвратимо. Он устроился в кресле поудобнее. Все плясало перед глазами. Арле сжал челюсти: неподходящий момент, чтобы падать в обморок.
— И что ты думаешь по этому поводу?
Макс промокал носовым платком потный лоб.
— Итак, Рико послал пленку в «Калао» четырнадцатого декабря. В этом заведении работает девушка, числящаяся в «Гелиос-клубе». Восемнадцатого утром твой брат находит фотографию в туалетном столике. Первое предположение: твоя жена знала эту девушку, которая по крайней мере однажды помогла ей с абонентским ящиком.
— Зачем?
— Неизвестно. Этому объяснению противоречат прежде всего даты. Рико утверждает, что отослал пленку четырнадцатого. В почтовый ящик она, следовательно, попала в лучшем случае пятнадцатого во второй половине дня, а скорее шестнадцатого: ты ведь знаешь причуды внутригородской почты. Но пятнадцатого утром твоя жены уехала с виллы. Значит, вопреки ее уверениям, она покинула Абиджан не утром пятнадцатого, а не раньше чем вечером. Но чего ради тайком возвращаться на виллу только для того, чтобы положить в столик фотографию? Второе предположение: Рико солгал — но почему? — или ошибся — но его журнал учета, судя по всему, велся аккуратно. Третье предположение: фотографию в туалетный столик положила не твоя жена.
— А кто?
— В том-то и загадка, — сказал, поднимаясь, Макс. — Уже около девяти, убегаю, а то Франсуаза, наверно, совсем извелась, ты ведь ее знаешь.