- ЛЕГКАЯ степень вызова? – кротко прошипел Оскар. – Это ты называешь легкой степенью? Что же тогда тяжелая? Минет под столиком?
- Нет, ну…
- Собирай вещи. – Сухо бросил Оскар.
- Крысик, - взмолился Генка, кидаясь к нему. – Ну чего ты? Ну увлекся, бывает…
Оскар выскользнул из Генкиных рук. Тот замер, шумно выдохнул и поднял глаза к потолку.
- Ну не понравилось тебе в клубе, - нормальным голосом сказал он. – Чего ты кипишишься? Сказать трудно?
Оскар заскрипел зубами.
- Мне не «не понравилось в клубе», - тихо процедил он. – Мне не нравится в клубах. Чувствуешь разницу? И ты был прекрасно осведомлен об этом. Пятьдесят процентов твоих представлений об идеальных выходных не совпадают с моими. Но только ты настаиваешь на том, чтобы тягать меня за собой и в оставшихся пятидесяти процентах. И каждый раз. Каждый раз, Гена! Ты не только хорошо проводишь время. Ты еще и ведешь себя, как будто меня там нет. И я снова задаюсь вопросом: а нахера оно мне?
- Да что мне, одному надо было переться туда, что ли? – в ярости воскликнул Генка.
- Если ты так сильно хотел туда переться – да. – Оскар развернулся у двери, смерил его холодным взглядом и снова отвернулся.
Генка прыгнул за ним, развернул и прижал к стене.
- Без тебя – не то, понимаешь? – в отчаянии простонал он. – Ты там сидишь, и мне хорошо. А если ты тут, а я там – ну какой в этом кайф?! Да ни к кому из них я бы и прикоснуться не захотел, побрезговал бы, они – не ты! Мне только ты нужен, Оскар, понимаешь?
Оскар выдохнул.
- А теперь представь, - с трудом сдерживаясь, сказал он. – Мы идем на выставку фотографии. Я треплюсь со всеми подряд, я восхищаюсь всем подряд, а ты идешь за мной следом, нифига не понимаешь, а я на тебя нисколечко внимания не обращаю. Что бы ты сделал?
Генка отстранился. Он бы сделал многое. Очень многое. Если бы Оскар действительно не обращал на него внимания, то Генка нахамил бы половине тех людей, с которыми Оскар говорил, остальную бы половину людей попытался очаровать. Может, дебош бы устроил. Но чтобы Оскар полностью его игнорировал? Весь предыдущий опыт вопил о том, что Генке, пусть и бурчавшему до вылазки о высокобровости некоторых жителей Олимпа, непонятности искусства и чудаковатости художников, неожиданно нравилось там. Оскар терпеливо сносил его фырканья, рассказывал, почему тот или иной арт-объект привлек его внимание, знакомил его со своими знакомыми, которых предсказуемо оказывалось много и не позволял себе исключить Генку из круга их беседы.
- Ты бы не позволил себе такого, - тихо отозвался Генка после затянувшейся паузы, отводя глаза. Он вздохнул. – Мне очень нравится иметь на тебя права, - усмехнулся он, обнимая его и прижимая к себе. – И я все время забываю, что и ты на меня права имеешь. И я никуда свои вещи собирать не собираюсь, - упрямо пробормотал он Оскару в волосы.
Оскар усмехнулся, осторожно, чтобы Генка не заметил и не принял на свой счет. Примечательный ему достался партнер, неожиданно примечательный. Товарищ он упертый, агрессивный, со стенобитной твердостью высокого чела. Просто удивительно, как Генка еще и его мнение в расчет принимать умудряется – Оскар не поверил бы в способность таких типов быть гибкими. А вот же: придерживает свою доминантность, с яростным, почти сакральным упорством настаивает на том, чтобы делить все обязанности по дому, таскает Оскара за собой всюду, просто всюду. Некоторые вещи оказываются просто шедевральными, как те же походы с ночевкой, в спартанских условиях. Оскар даже не подозревал, насколько он закрепощен; и первые сутки отмалчивался и робел, боясь оказаться совсем неподготовленным, зато потом получал искреннее, неподдельное, практически детское удовольствие от времени, проведенного за пределами цивилизации. Некоторые вещи оказываются неудачными, вроде попыток Генки приобщиться к гламуру, причем опять же в его, Оскара, компании – без него Генка отказывался и шаг ступить. Оскар подставлял Генке щеки, отводил губы, которые тот настойчиво искал, выгибал шею, вздрагивал от Генкиных ласк, которые становились все более агрессивными. Еще несколько недель назад он не пытался бы пойти на компромисс с собой и оправдать его, и такси бы дожидалось Генку совсем недолго. Еще пару недель назад он отказал бы Генке в доступе к своему телу, лелея оскорбленное самолюбие и царственно отмалчиваясь в ответ на его попытки подлизаться. Но сейчас Оскар вцепился руками в его волосы, яростно расстегивал рубашку и с неожиданной для себя самого жадностью срывал ее. Генка тяжело дышал, но все равно находил силы отпускать скабрезные комментарии, которые неожиданно находили одобрительный отзыв у Оскара, старавшегося соответствовать им.
Утро почти привычно началось с Локи, топтавшегося по ним. Генка приоткрыл глаза, сгреб его и засунул под одеяло. Локи завертелся в душной темноте, и Оскар отпрянул.
- Щекотно же! – возмутился он. Генка откинулся на спину, довольно улыбаясь. Локи обосновался у него на груди, и Генка начал его поглаживать, любуясь растрепанным, помятым, полупроснувшимся и невероятно красивым Оскаром, угрюмо смотревшим на Локи, приподнявшись на локте. И этот разный Оскар подвинул Локи и улегся рядом с ним на Генкиной груди, которая запросто позволяла разместить на себе двоих. Локи тут же потянулся к его носу, шевеля своим и радостно блестя глазами.
- Есть идея, - самодовольно сказал Генка. Оскар тяжело вздохнул.
- Куда на сей раз тебя черти гонят? – обреченно спросил он.
Генка ухмыльнулся. Сюрприз будет.
- Кедрин меня убьет, - радостно сказал он, глядя на Локи.
Вечер был темным, ноябрьским и ненастным. Именно поэтому дома сиделось особенно хорошо, особенно после всех авралов, завалов и прочих радостей, которыми Тополев интенсивно снабжал Глеба последнее время. Но все постепенно успокоилось, у Глеба появилось свободное время, и он с огромным удовольствием проводил его в одиночестве, с тихим наслаждением читая книги, глядя разные умные передачи и слушая погоду за окнами. Выходные собирались быть мирными, только в воскресенье Тополев затребовал его на какое-то мероприятие. Но это такая мелочь по сравнению с парой недель спокойной жизни, и Глеб рассеянно проводил пальцами по шероховатым страницам и старательно гнал от себя всякие мысли, которые с утроенной агрессивностью начинали его атаковать. Мыслей было много, они были самыми разнообразными, не всегда приятными, и Глеб признавал с особой отчетливостью, что ему нужно определяться со многими вещами, и в первую очередь со своей личной жизнью.
Генка, пребывавший в состоянии влюбленного слабоумия, разместил в центре своего рабочего стола фотографию Локи на руках у Оскара. То есть видны были только хорек и руки с примечательным обилием фенечек, браслетов и экстравагантных колец, но Глеб не сомневался ни на секунду, зачем эта фотография. У него самого до сих пор на столе стояла одна такая, с мостками и ивой, и только он знал, кто под ней спал, когда Глеб делал этот снимок. Присмотревшись, можно было угадать контуры тела. Разглядеть – с трудом; Глеб мог, потому что знал. Фотография стояла так, чтобы быть незаметной другим, но чтобы Глеб всегда мог бросить на нее взгляд. Генка сначала похвастался своей перед Глебом, затем устроил сентиментальную комедию с выбором места, а потом пригласил Глеба «на оценить». Глеб шел туда с подозрением, что Генку опять распирает любопытство, и оказался прав, когда тот беспечным тоном поинтересовался, как там этот его питомец, допущен ли снова во все комнаты и ведет ли себя прилично. Глеб посмотрел на него, ухмыльнулся как можно более многозначительно и перевел взгляд на Локи. Генка чуть не подпрыгнул на месте, но дальше на рожон лезть не решился. Глеб выпил предложенный чай с какими-то хитрыми ватрушками, которые были сделаны Оскаром и которые следовало вкушать с благоговейной физиономией под угрожающим Генкиным взглядом, смягчившимся только после обильных комплиментов. Глеб с трудом сдерживал улыбку, думая, что Генка тот еще эксгибиционист – с таким рвением тот стремился показать всем и каждому, что не один. Не одна барышня закручинилась, упустив из своих цепких коготков такого знатного холостяка, а Генка знай себе дефилировал по помещениям с по-индюшачьи выпяченной грудью и намекал всем, кто хотя бы подозревался в наличии свободного времени, что у него серьезные отношения и это так здорово!