Моя собственная рука, удерживавшая ремень, дрожала от напряжения, пока я боролся с ним. Кожа ремня все глубже врезалась мне в ладонь, та вспотела, и пояс выскользнул из нее.
Я потянул руку немца вниз и одновременно ударил по ней коленом. Было слышно, как хрустнула кость. Пистолет с шумом упал на пол. И я ощутил, как беззвучный вопль сотрясает грудь противника.
Немец рванулся вперед, сбив меня с ног. Мы покатились по полу, вцепившись друг в друга. Отчаяние придало ему сил, он боролся как дикий зверь. Я принял удар локтем под ребра и в челюсть. Последний попал по старому синяку, полученному в парижской драке. От пронизывающей боли у меня зазвенело в голове, и на секунду я ослабил хватку.
Этого оказалось достаточно, чтобы солдат успел всадить мне коленом в пах и откатиться в сторону, стаскивая обмотанный вокруг шеи ремень. Пока я приходил в себя, он успел встать на колени и повернуться ко мне с ножом в руке.
— Рис!
— Назад! — рявкнул я Шарлотте и бросился на немца.
Я снова перехватил его запястье, и нож отлетел в сторону. Оседлав противника, я нанес ему несколько ударов в живот. Он попытался перекатиться набок, скрючившись и прижимая к себе сломанную руку. Я сел и поднял немца, развернув его к себе спиной. Я затянул у него на шее ремень и ощутил, как он безуспешно пытается вдохнуть грудью воздух.
Он брыкался, размахивал руками. Мне пришлось отклониться назад, чтобы он не впился в меня пальцами. Я так сильно тянул ремень, что у меня задрожали руки. Взбрыкивания сменились вялостью, которая перешла в подергивания, и наконец солдат обмяк и свалился на меня тяжелой тушей.
— Рис… — Голос Шарлотты прозвучал словно из густого тумана. — Он… он мертв.
Я откинулся на спину. Силы иссякли, сердце гулко билось, и мне не сразу удалось скинуть с себя труп. Я привстал, дрожащими руками снял ремень с шеи немца.
Потом я поднялся, но мне пришлось на минуту опустить голову — комната поплыла перед глазами. Придя в себя, я тут же начал методично продевать ремень в брюки. Застегнув пряжку, я протянул руку за люгером. Шарлотта молча приблизилась и отдала мне оружие. Глаза ее казались огромными, а лицо — бледнее лунного света.
Спрятав люгер в кобуру, я нагнулся, чтобы подобрать с пола нож и пистолет, который отдал Шарлотте. Она осмотрела его, проверив наличие патронов, кивнула и спрятала. Свой кольт моя спутница продолжала держать наготове. Теперь ее лицо вновь выражало решимость.
— Стрелять только в крайнем случае?
— Именно так. Наверняка на других постах тоже стоят солдаты. Как услышишь выстрелы, считай, что это сигнал к действию. — Я осторожно высунулся и всмотрелся в темноту, но увидел лишь пустой дворик и ровные ухоженные грядки с овощами.
Шарлотта поймала меня за руку.
— Рис. — Она вгляделась в мое лицо, но ничего не сказала.
— Я быстро вернусь, — пообещал я и, аккуратно высвободив руку из ее ладони, исчез в ночи.
В тени, отбрасываемой каменным строением, я крался на вопли, раздававшиеся из-за северо-восточного угла аббатства. С северной стороны часовых не было, и я понял почему, когда приблизился к пятну света, падавшего из открытой двери.
Изнутри доносились дикие животные крики, от которых у меня на затылке зашевелились волосы. Они прерывались мужскими голосами и хриплым хохотом. Не нужно было знать немецкий, чтобы понять, что все это значило.
Я присел и заглянул в дверной проем. Обзор мне заслонял солдат. Стоя с приспущенными штанами, он исступленно двигался и призывал товарищей последовать его примеру.
Я нырнул обратно в темноту. Меня выворачивало. Я попробовал острие ножа, отобранного у убитого немца. Заточенное, как бритва, лезвие легко скользнуло по подушечке большого пальца. Боли я не почувствовал, но на кончике лезвия осталась капелька крови.
Я глубоко вздохнул, вытер ладонь о брючину и расставил ноги пошире. Затем высунулся из-за дверного проема, накрыл ладонью рот солдата и, дернув его голову назад, молниеносно и уверенно полоснул ножом по незащищенному горлу. Прежде чем я успел завершить движение, из раны мне на руку брызнула кровь. Немец дергался, пока я оттаскивал его наружу и прятал в тени, но, когда я убрал ладонь с его рта, беззвучно свалился на землю.
Я схватил нож липкой рукой и развернулся к входу. Но там было пусто.
Двое других солдат были слишком заняты, чтобы обратить внимание на внезапное исчезновение компаньона или на мое появление на кухне. Один из них в ожидании своей очереди стоял в дверях кладовки. Он уже начал спешно расстегивать ремень, когда я схватил его сзади. Немец бросил возиться с ремнем, чтобы оторвать от себя мою руку, но я уже вскрыл ножом его глотку. Он свалился на пол, колотя ногами и булькая горлом. Последний из троицы, которого эти звуки отвлекли от грязного занятия, поднялся на ноги.