Да, их было четверо, и это были немцы. Углубляться в лес они не стали. Из-под низкого каменного навеса солдаты вели беспорядочную стрельбу по деревьям, где находились Шарлотта и дети. Шарлотта перестала отстреливаться, но я старался не думать о худшем. Отто рядом со мной сжался в пружину, дрожа всем телом. Когда двое из стрелков остановились, чтобы перезарядиться, я пошел в атаку.
Того, что держал винтовку, я подстрелил первым, попав ему в плечо. Он крутанулся, падая набок, вскрикнул от шока и боли и выронил ружье. Вторая пуля попала ему в грудь, отбросив его на скалу. Он упал замертво.
Мимо просвистела пуля, да так близко, что я ощутил движение воздуха и в ушах у меня зазвенело. Пуля угодила рядом со мной в ствол дерева, в лицо и шею полетели щепки.
Отто тенью-молнией кинулся на стрелка. Он взлетел и впился зубами в руку с пистолетом. Оружие выстрелило, но пуля лишь взрыла землю и камешки в нескольких метрах от меня. Пес повалил стрелка на землю, и тот завыл от боли, когда острые клыки впились в его плоть.
Двое других постарались перегруппироваться. Третья пуля из моего люгера пронзила горло того, кто целился в пуделя. Падая, немец безуспешно пытался перекрыть брызнувший фонтан крови. Еще один уронил магазин, который суетливо запихивал в ствол пистолета, и уставился на меня глазами, полными ужаса. Пистолет выпал, и пока он поднимал вверх руки, моя пуля поразила его в лоб. Голова солдата дернулась назад, как будто его толкнули.
Не дожидаясь, пока он рухнет на землю, я повернулся к Отто и последнему нацисту. Пудель рычал и тряс руку немца, пытавшегося встать на ноги. В руке, которую он занес над головой, блеснуло лезвие ножа. В эту руку я, не целясь, выпустил оставшиеся три пули. Вторая угодила в предплечье до того, как солдат успел вонзить нож в пса.
Отбросив в сторону пистолет, я двинулся вперед и пнул немца ногой в лицо. Он свалился обмякшей грудой, но, когда я присел около него, улыбнулся, глядя мне в глаза. Нос у него был расквашен, губы и зубы залило кровью.
— Хайль Гитлер… — прохрипел он.
Я пригнулся к его уху:
— Да пошел ты со своим Гитлером!
Он засмеялся, издавая безумные булькающие звуки. И все еще смеялся, когда я свернул ему шею.
Я откинулся назад. Руки дрожали, каждый удар сердца гулко отдавался в ушах. Я потянулся к пуделю, который все еще не выпускал из зубов руку мертвеца:
— Хороший мальчик. Отличная работа, Отто. Молодец.
Услышав мой тихий успокаивающий голос, он медленно разжал хватку. Я ощупал его, убедившись, что он не ранен, и ощутил лишь легкое дрожание мышц под кожей. Я погладил его по спине и бокам, и вскоре он перестал трястись.
— Ты мой большой мягкий cariad bach.
Он завилял хвостом и уткнулся мордой мне в грудь.
Вскоре восстановилась ночная тишина, и был слышен только крик совы, мрачно призывавшей своего милого. Я поднялся на ноги, разыскал в траве люгер и пустился в обратный путь по неровному берегу. Завидев меня, Шарлотта выступила из тени.
Отто бросился ей навстречу, и она положила руку ему на голову.
— Ты не ранен, Рис?
— Нет. Как ты? Как дети?
— Испуганы, но целы. — Она взглянула на берег. — Кто это были?
— Небольшая группа немцев.
— Из северной части долины?
— Нет, думаю, это другие.
— Есть еще?
— Предпочел бы этого не выяснять, — ответил я. — Нам надо уходить. Лучше избежать встречи с хищниками. Как с людьми, так и со зверьем.
— Соберу детей.
Я перезарядил люгер патронами, которые мы прихватили в аббатстве. Потом мы упаковали рюкзаки и двинулись в путь. Я нес на спине Симону, Шарлотта тащила Анну-Мари, остальные ребята вытянулись в цепочку между нами. Я выбрал другую тропинку вокруг озера, держась подальше от основной тропы, ярко освещенной звездами. Луна, хотя и находилась в последней четверти, вовсю сияла на небе, а я вел свою команду через густую тень деревьев. Склон хребта был крутым, на опушках держался снег. Мы достигли горной дороги еще до наступления рассвета.
Вытащив Симону из рюкзака и поставив ее на землю, я стал дожидаться Шарлотту.
— Пусть это окажется тот рассвет, на который мы так надеялись. — Мне пришлось повернуться, потому что ответа не последовало. Шарлотта согнулась пополам, держась за дерево. — Что такое? Ты ранена?
— Нет, просто запыхалась. — Она выпрямилась. — Я же не тренировалась карабкаться по горам.
Ее бодрый тон вызвал у меня улыбку.
— Укладывай детей, пусть отдохнут. До рассвета еще целый час.
Когда на востоке начало проясняться, послышался приближающийся рокот двигателя. Я взглянул на Шарлотту. Она сидела, прислонившись к стволу дерева, на ее ногах, как на подушке, лежали четверо детей, Анна-Мари прильнула к ее груди. Шарлотта как будто спала, и я потряс ее за носок сапога. Она не реагировала, и мне пришлось как следует дернуть ее за ногу.