Так что я вернулся к палатке. Я потерял его. Навсегда. Все мои слова тебе, слова, которые я никогда не смогу переписать, навсегда потеряны. У меня началась истерика. Я сидел в фургоне – потому что через его стены не так все слышно, как через ткань палатки – и рыдал, как маленький ребенок. Я знаю, что это глупо, но когда я писал тебе эти слова, то чувствовал, словно говорю с тобой. А потерять эти слова было все равно, что потерять тебя. Снова.
Я быстро опустошил шесть банок пива и в какой-то момент уснул.
Проснувшись, я сразу собрал вещи. Я просто хотел домой. Но не мог уехать, не осмотрев все еще раз. Знаю, это было глупо – снова идти на пляж, потому что был и прилив, и отлив, и не было ни малейшего шанса, что маленький бумажный блокнот уцелеет под водой, да еще и при приливе будет выброшен волной на берег. Да, я знаю, что такое совершенно невозможно, потому что прилив-то был сначала, а после него еще был отлив, но не цепляйся ко мне из-за таких нюансов – я был расстроен!
Карусели еще не открыли, так что мне оставалось только ходить вокруг забора и искать блокнот там – что сейчас было намного легче делать, чем в темноте при свете фонарика. Но это не сильно помогло. Конечно, я его не нашел. Так что я сел на одну из скамеек и решил, что подожду до открытия, войду и осмотрю все там. Но к тому моменту я уже прекрасно понимал, что в этом так же не будет смысла.
А потом кто-то сказал:
- Хей, я надеялся, что найду тебя.
Я поднял глаза и увидел Дейва. Он улыбнулся и сказал, что у него есть что-то, что возможно я ищу. У меня чуть сердце не остановилось. Я не шучу, в нем щелкнуло что-то. Дейв засунул руку в карман и достал мой блокнот.
- Я увидел его на земле рядом с тем местом, где была припаркована твоя машина.
Вчера вечером он проводил меня до фургона.
Я взял у Дейва блокнот и поблагодарил его. От облегчения мне захотелось разрыдаться. Мне как-то удалось сдержать себя, но пришлось очень крепко зажмуриться и несильно прикусить губу. Когда я открыл глаза, Дейв уже сидел рядом со мной.
Он сказал, что извиняется, что прочел блокнот и знает, что не должен был этого делать. Но сначала он надеялся, что написанное поможет ему понять, принадлежал ли блокнот мне, и если да, то может там будет что-то, что даст ему знать, где меня искать. Он знал, как меня зовут, но не знал фамилии, так что ему не удалось бы меня найти, даже не смотря на то, что он знал, что я отдыхаю на территории палаточного лагеря. Он знал город, в котором я живу, но опять же, с одним моим именем он далеко бы в поиске не ушел.
Я снова поблагодарил его и сказал, что нет ничего страшного в том, что он прочитал мой блокнот.
Он сидел некоторое время молча. Потом сказал, что должно быть я очень сильно тебя люблю, и спросил, почему я скучаю по тебе. Спросил, где ты. Алан, знаешь как это бывает, когда чувствуешь невыносимую боль, но при этом все равно держишься, пока кто-то не скажет что-то утешающее или каким-то особенным «тоном», и тогда ты разваливаешься на кусочки? Да, так со мной и случилось. Он спросил меня об этом так мягко, я слышал в его голосе сочувствие, хотя он ничего не знал ни о тебе, ни обо мне.
Да, дать волю своим чувствам перед почти незнакомым человеком всегда приятно. Он обвил мои плечи рукой еще до того, как мне удалось произнести первые слова. А как только мне это удалось, он обнял меня другой рукой и прижимал к себе все то время, что я бормотал ему о том, как мы с детства были лучшими друзьями и как после стольких лет идиотизма мы наконец-то стали парой, и об аварии, и о том, как планировали поехать в этот отпуск вместе, и как сильно я скучал по тебе, и о том, как потеряв свой блокнот со всеми словами, написанными тебе, чувствовал себя так, словно снова тебя потерял.
Бедняга. Сначала я в прямом смысле слова врезался в него, потом впился в него ногтями до крови, а затем на уличной скамейке рыдал у него на груди. Разумный человек сбежал бы от меня как от огня и даже не оглянулся. А он проводил меня обратно до фургона, и когда мы дошли до него, сказал:
- Ничего никогда не случается без причины. Просто иногда нужно время, чтобы понять, для чего это было.
Ты мне часто это говорил.
Потом он дал мне свою визитку и написал на обратной стороне номер своего мобильного телефона. Сказал, что я могу звонить ему в любое время, когда захочу с кем-нибудь поговорить. И спросил, может ли он позвонить мне, когда переедет в сентябре в Олбани. Я сказал, что может, и дал ему свой номер.
И вот я сижу сейчас в фургоне, на остановке у Макдональдса, в котором продаются пирожки с омарами. Помнишь его? Мы с тобой еще подумали, что это просто дико - продавать в Макдональдсе что-то подобное. Но думаю, что я правильно сделал, что поехал в этот в отпуск, хотя тебя и не было со мной. Какие-то воспоминания принесли мне невыносимую боль, но все они были хорошими – и думаю, что пока они у меня есть, я никогда тебя не потеряю. В моей жизни всегда были счастливые случайности. Благодаря одной из них мы с тобой стали друзьями. И с Дейвом я тоже столкнулся не просто так, это был один из тех моментов в моей жизни, которые «не случаются без причины». Нет, я не думаю ни о чем таком, потому что не знаю, смогу ли испытывать такие сильные чувства к кому-то еще. Но он мог бы стать моим другом. Может быть, даже хорошим. А мне не помешали бы друзья.
Всегда буду любить тебя, Алан, и не могу передать словами, как сильно по тебе скучаю.
Мэт.