Тайны эротического мастерства парень берёг как зеницу ока, распоряжался пылкостью, расточал драгоценные любовные соки лишь с теми девчатами, в которых чувствовал функциональную ненасытность, желание безоговорочно подчиняться и некую специфическую червоточинку. Кого можно было не опасаться в качестве лица, способного ограничить тем или иным способом свободу, с кем впоследствии не сложно разойтись без последствий.
Если дама начинала намекать на любовь до гроба, на лирические, драматические и прочие сюжетно неприемлемые мотивы, Николай сразу направлял любовную искру в землю и обнулял потенциал.
Жизненная установка была такая – ни детей, ни семьи, ни привязанностей до сорока лет быть не должно – харам, табу.
Собственные правила и обязательства Коля выполнял неукоснительно, случайностей не допускал даже в приличной степени подпития и даже когда основательно входил в роль шекспировского Отелло.
Друзья его практически поголовно на соблазнительные наживки в виде обсыпанных сахарной пудрой пончиков, тугих синтетических грудей, пикантных изгибов и укромных местечек, скромно-манящего взгляда, и на прочие маневровые мистификации, уже клюнули.
Из холостых аборигенов острова невозмутимо-проницательных и морально устойчивых женихов Колян оставался последним из Могикан.
Над незадачливыми любителями стабильно иметь под собой одну и ту же трепетную лань в обмен на личную свободу и независимость, он вполне резонно насмехался, парируя тем, что гильза всегда должна соответствовать снаряду, который в неё забивают, то есть настроению того, кому матушкой природой положено быть сверху.
На свадьбе у Васьки, который повторно нашёл себе желанную суженую, к Кольке загадочным образом присоседилась худенькая весёлая брюнетка с приятными формами и весьма оживлённой манерой общения.
Девушка вела себя так, словно знакома с ним если не с родильного дома, то с ясельной группы точно. Она была несколько моложе Коляна, но обращалась с юношей так, словно уже взяла над ним шефство.
Виталина азартно шутила, влезала во все без исключения свадебные розыгрыши и развлечения, а вместе с собой без труда затягивала в авантюрные приключения Кольку, который сам не понял, что на сей раз нарушает одно из основных своих правил – подчиняется девчонке.
Новая знакомая не только самозабвенно веселилась. Вместе с карнавальной оживлённостью она старательно играла роль опытной интриганки, искательницы приключений, коварной искусительницы, игривой кокетки, дерзкой, самоуверенной и немного нахальной.
Удивительно, но её взгляд, улыбка, мимика и жесты такому экстравагантному имиджу совсем не соответствовали.
Виталина производила впечатление прямо противоположное. Такое милое личико, такой прелестный лукавый взгляд, немного любопытный, чувственный, волнующий, никак не мог обмануть опытного сердцееда.
Кольку как магнитом тянуло к разбитной девчонке. Он даже выпивать не стал, настолько интересным, многообещающим и увлекательным видел возможное продолжение случайного знакомства.
Единственный танец, который Виталина по его недосмотру подарила какому-то напыщенному самодовольному самцу, Колька просидел за столом как в воду опущенный.
Первой реакцией на такую несправедливость было желание немедленно разобраться с этим наглым оленем, однако портить свой имидж без опасения порвать и без того тоненькую ниточку возможных отношений не захотел – сделал вид, что его это не касается.
Когда дерзкий мерзавец вернул подругу на место, Виталина загадочно улыбнулась, кокетливо показывая, что её провести не удалось. Она явно флиртовала с Николаем, но зачем-то намеренно обидела, задела за самое живое, за мужское достоинство, посягательство на которое – немыслимая дерзость.
– Ну и пусть, ну и ладно, – подумал Колька, – не больно надо. Баб много, а я один. Сейчас такое изображу, сама за мной бегать будет.
Ага! Виталина, похоже, ко всем имеющимся у неё достоинствам ещё и мысли читать умела. Девушка капризно фыркнула, равнодушно, но очень соблазнительно повела плечиком, чувственно надкусила губку, состроила гримасу высокомерия и картинно отвернулась.
Пришлось угождать девчонке, уговаривать, притворяться, лицемерить. Как же неприятно было изображать шутливо-равнодушную добропорядочность, извиняться дурачась.
Колька сам от себя не ожидал такого странного усердия.
Несуразности собственного поведения настораживали и бесили.