Одно дело покупать цветочки, чтобы получить причитающийся за это бонус, баловать в мелочах и совсем другое – рефлексировать, реагировать на тщеславные, можно сказать эксцентричные выходки молоденькой кокетки, свидетельствующие о том, что та намеренно набивает себе цену.
Как бы там ни было, со свадьбы они удрали вместе. Гуляли, держась за руки по вечернему городу, сверкающему разноцветной иллюминацией, пили ужасный кофе в какой-то третьесортной забегаловке, чтобы немного согреться.
Погасив озноб, вместе прыгали на одной ножке, куда-то бежали, громко смеялись. Потом зачем-то ели ужасно холодное мороженое, отчего замёрзло даже в животе. Заскочили на ходу в запоздалый трамвай, даже не посмотрев, куда он направляется.
Там тоже было знобко. Обнялись, стало теплее и лучше.
Им было безразлично, куда и зачем идти, ехать.
Не доезжая одной из остановок, не сговариваясь, соскочили на хъоду, нашли укромное местечко на набережной. Там обнимались, целовались, бросали в реку камни, наблюдали, как они при падении в воду рассыпают сверкающие искры на лунной дорожке, заворожено смотрели на звёзды.
Колян, видимо находясь под впечатлением от странного со всех точек зрения свидания, начал чувственным голосом декламировать чьи-то чувственные стихи со странным звучанием и не менее удивительной темой, – “начало любви – с окаёмочкой блюдце… движенье по кругу, без мысли споткнуться. Губами коснёшься, блеснёт позолота… пьёшь прямо из блюдца настой бергамота – изысканно нежный… дыханьем шафрана наполнен весь воздух, чарующий, пряный… подушечкой пальца, по краешку блюдца, скольженье, глоток, и по кругу… вернуться… “
– Кто, кто написал такую прелесть? Никогда не слышала подобное. Как красиво!
– Это Николь Аверина. В интернете прочитал.
– Хочешь сказать, что сразу запомнил, а ещё, ещё можно!
– Я много стихов знаю, но декламировать вслух могу лишь под настроение. Давай так, сейчас я тебе прочту из Вероники Тушновой, но обсуждать ничего не будем, просто помолчим, насладимся впечатлением, подумаем.
– Что-то грустное?
– Как сказать. Скорее жизненное… “А знаешь, всё ещё будет! Южный ветер ещё подует,
и весну ещё наколдует, и память перелистает, и встретиться нас заставит, и ещё меня на рассвете губы твои разбудят. Понимаешь, всё ещё будет!”
– Ты о чём!
– Это стихи, Виталина. Веронике Тушновой, автору этих строк, было тридцать шесть лет, сорок седьмой год, меньше чем через два года после войны. Дальше хочешь услышать?
– Конечно, хочу, ещё спрашиваешь! Ведь ты не просто так выбрал эти строки? Я понимаю, что это тонкий намёк на непонятные пока мне обстоятельства.
– Не важно. Ты уже большая девочка. Решать тебе… “В сто концов убегают рельсы, самолёты уходят в рейсы, корабли снимаются с якоря… Если б помнили это люди, чаще думали бы о чуде, реже бы люди плакали. Счастье – что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь.
А в клетке ему томиться, тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?”
– Ещё как понимаю… ещё как. Проводишь меня?
– Спрашиваешь.
Никто никого провожать не стал. Это были не просто стихи, это был диалог сердец, повод задуматься.
Кому придёт в голову по собственной инициативе упускать счастье?
Дома у Николая ребята оказались далеко за полночь. Они были возбуждены сентиментальным разговором.
Словами, идущими из глубины души, и не только.
Поцелуев было много, очень много.
Странная она, Виталина. Хотела казаться высокомерной бесчувственной эгоисткой, умеющей подмять под себя любого мужика, якобы привыкшей царапаться и кусаться, а на самом деле…
Чувственные податливые губы, трепетная первородная греховность девственного поцелуя, низкий волнующий голос, запах разбуженной невзначай, нетронутой страсти.
Колька думать не смел о чём-то ином, кроме объятий и поцелуев. Это он-то, Колька, ловелас, сердцеед и дамский угодник собственной персоной.
Оба были довольные, счастливые, уставшие, смертельно голодные, ужасно хотели немедленно лечь спать.
В холодильнике не оказалось ничего, кроме двух пачек пельменей и баночки сметаны.
– Тебе сколько варить, Виталина?
– Чего сколько? Кидай все.
– Мы же не съедим. Жалко выбрасывать. Не подумай, что я жмот, но это продукты. Предки расстроились бы.
– Глупенький. Что не съедим – утром разжарим.
– Смеёшься, варёные пельмени жарить, может лучше сразу выбросить!
Зря смеялся. Обжаренные до хрустящей корочки пельмени оказались великолепным, восхитительно вкусным блюдом.
Колян с Виталиной заснули, не раздеваясь, даже не заметили, как и когда. Оба были до предела психических и физических возможностей перевозбуждены.