— Тиберий, возьми себя в руки, — попросил кудбирион.
Земля под ногами дрогнула, донесся тяжелый предостерегающий рокот. Тиберий попытался было приказать держаться до конца, как страшно загрохотало, ущелье затряслось с такой силой, что палангаи падали, монстры качались из стороны в сторону, а от далеких гор откалывались гигантские куски камней. По снежному покрову, взрываясь ледяной пылью, принялись змеиться глубокие трещины.
В одно мгновение, грохоча, из земли вырвался циклопический червь. Схватив щупальцами дагула, он устремился к самому чернильному небу. В диаметре эта тварь была больше всего Нижнего Города. Черно-синяя плоть блестела слизью, на сегментированном теле то тут, то там виднелись сияющие красным, зеленым и желтым камни.
Червь застыл, напоминая гигантскую цилиндрическую башню. Леденящий душу стон прокатился по пустыне, сливаясь с воем ветра и оглушительным грохотом раскалывающихся гор. Тиберий схватился за уши и упал на колени. Он пытался сохранить остатки здравомыслия, однако со всех сторон накатывали волны страха. Голоса в голове сломали последние преграды и теперь затопили разум чудовищными образами.
«УХОДИ!»
Подземелья наполняются звуками: шорохом песка, грохотом камней, свистами жал, треском когтей и стонами умирающих дагенов. Тысячи детей Хозяина выгрызают собственные конечности, дабы окропить кровью те ходы, по которым передвигаются двуногие. Многие отпрыски умирают, лишаясь остатков сил. Но некоторые выживают, хотя их сердца переполняются ужасом. Хозяин боится вместе с ними. Даже лучшие его защитники, плоть от плоти его — гигантские черви — не в силах исправить ошибки прошлого.
Тварь-башня вздрогнула, и Тиберий разглядел, как бешено шевелящиеся щупальца сдавили безвольное тело дагула Сира, как его голова закачалась от одного плеча к другому. Казалось, чудовище преподносит плоть бога мгле небес, будто ребенок протягивает кулак с зажатой ящерицей отцу. Гул в пустыне принялся нарастать.
Впав в безумие, несколько палангаев нарушили строй и с криками рванули к монстрам, по-прежнему защищаемым фиолетовым пламенем. Глаза прокуратора не успели уследить, в какой же момент бедняги превратились в кровавое месиво.
«ТВОЕ СЕРДЦЕ ДОЛЖНО ОСТАНОВИТЬСЯ!»
Бессчётное количество глаз всегда следит за двуногими. Жажда убийства переполняет детей Хозяина. Потому что враг не только силен: он пренебрег властью единственного повелителя! Их процессы жизнедеятельности не контролируются, а потому будущее других видов под угрозой. Даже прямохождение двуногих бросает вызов Единственному!
Тиберий дернулся, готовый извергнуть из себя остатки завтрака, но нечто перехватившее контроль над его разумом не давало сделать даже этого. Справившись с головокружением, он поднялся, тяжело дыша.
— Нам надо уходить! — словно издалека послышался голос кудбириона. — Нельзя больше оставаться здесь.
«Я устал».
— Ты меня слышишь, друг? — не унимался Немерий. — Посмотри на меня!
«Старейшина был прав!»
— Тиберий!..
«Фиолетовый свет действительно принадлежал тварям Универса. Актеоун знал! А значит…»
Чьи-то руки подхватили его.
«…Авлу надо было отдать в жертву! Что же я наделал?»
— Тиберий!
Он задрал голову, в ужасе наблюдая за тем, как червь терзал щупальцами павшего ящера. Повисла абсолютная тишина, все остальные проблемы — фиолетовое пламя, чудовища, вырвавшиеся из нор, видения — отошли на второй план. Все внимание переключилось на происходящее в небесах. Тиберий готов был поклясться, что услышал, как хрустнули кожистые крылья дагула. Увидел, как сияющие красным огнем отростки вскрыли грудину и внутренности бога вывалились алой массой на снежную пустыню.
И никто не пытался остановить червя. Горбатый бог Юзон не материализовался из царства мертвых, не кинулся в атаку, восседая на верном Тестатеме. Полуживотное-получеловек Корд не бросился спасать того, кто подарил людям души. А лицезрел ли сейчас в замке Безымянный Король тварь-башню? И боялся ли? Наверное, он не может поверить собственным глазам, видя как расправляются с богом.
Глубинный страх поглощал Тиберия, а разум отказывался воспринимать действительность. Всё во что верил и что уважал в одно мгновение исчезало в щупальцах. Части тела дагула пропадали в бездонной глотке червя — сначала крылья, а затем хвост и задние лапы. Сир не сопротивлялся. Было очевидно, что он мертв. Экспедиция направлялась к мертвому божеству. Все эти страдания, лишения, надежды… Ради чего?
«Я совершил большую глупость, Юлия».
— Не смотри, — попросил кудбирион. — Они делают это специально!
«Они? Кто? Универс?»
— Я приказываю не смотреть! Палангаи, держать строй! Мы должны спасти дагула!
Бесполезные крики. Никто даже не обратил внимания на кудбириона.
«Всё зря».
— Тиберий, мать твою! Посмотри на меня!
«Надеюсь, мои дети не видят этого. Простите отца».
Вдруг лапа дагула отделилась от тела и, словно куль с зернами фоэнума, устремилась к земле. Время для Тиберия замедлилось. Он мог разглядеть мельчайшие детали конечности бога. Миллионы блестящих чешуек. Острые загнутые когти пепельного цвета. Лоскуты синей кожи. Часть белесой кости, перепачканной в крови.
Перкуты сменялись перкутами, а лапа всё падала и падала. И не было ничего прекраснее и страшнее в жизни королевского прокуратора.
«Пусть этот миг не закончится никогда».
В десяти шагах от саней конечность Сира врезалась в снег, а затем ударная волна смела Тиберия и остальных членов экспедиции. Последнее, что он ощутил перед тем, как потерять сознание, — тысячи колких ледяных иголочек впились в лицо.
Холодно.
«Я умер».
Стояла абсолютная тишина — на многие семита вокруг — и только дыхание, неприятно шумное, словно работает водяной насос, нарушало её.
«Не хочу вставать».
Он попробовал пошевелить пальцами, но они не слушались. Тогда распахнул глаза, и тут же больно пронзил свет Луны.
«Нет, я всё еще жив».
Сплевывая снег и преодолевая боль в спине, Тиберий сел на колени, покачнулся, едва вновь не упав в сугроб, и огляделся. Большая часть саней лежала навзничь, погасшее масло тонкими черными струйками стекало с бронзовых чаш. Солдат нигде не было видно.
«Я один?»
Привыкнув к свету Луны, удалось рассмотреть раскиданные то тут то там гладиусы, шапки, варежки, маски и лыжные палки. На месте, где покоился дагул, возник огромный темный провал в окружении дыр поменьше. Его диаметр превышал длину Юменты и едва не касался гор. Над поверхностью клубился сизый дым.
— Не… — попытался было позвать друга Тиберий, но тут же закашлялся. Он повторил попытку: — Немерий!
Тишина.
— Немерий!
В десяти шагах от провала валялась лапа дагула, по сравнению с размерами саней казавшаяся циклопической. Синяя кровь по-прежнему стекала с рваных краев раны. Королевский прокуратор стянул варежки, подул на замерзшие пальцы. При каждом движении его задубевшая на морозе одежда противно скрипела. Щеки, нос и губы потеряли чувствительность.
Шатаясь, он увидел торчащую из сугроба ногу, подбежал к ней и принялся голыми руками сгребать снег. Палангай уже не дышал. Тиберий осмотрел тело, нащупал на груди мертвеца сломанный коготь. Видимо, прежде, чем нырнуть в дыру, одна из мерзких тварей все-таки успела ранить солдата.
— Ба…
Он обернулся. К нему ковылял кудбирион. Одежду его облепили мелкие, но острые, как крохотные ножи, кристаллики льда. Тоненькая струйка крови стекала из правого виска, лицо было белее снега. Голые пальцы стискивали эфес длинного меч в поясных ножнах.
— Ты живой! — радостно закричал Тиберий и подхватил чуть не упавшего друга.
— Ос… ос…
Вспомнив про чудодейственное лекарство, прокуратор вытащил флягу у кудбириона, открыл её и влил немного жгучей жидкости в рот другу. А затем глотнул и сам.
— Остальные… Надо их отыскать…
— Подожди немного. Я проверю нет ли у тебя ран.