— В его кусочке было пять клубничек, а в моём семь. И я его простила, — кивает с деловым видом. — Но, наверное, не до конца. Надо ещё клубники.
— Хитрюшка, — смеюсь негромко. — Но с клубникой там осторожнее, а то опять кое-где обсыплет, и будешь вся чесаться.
— Ну, мам!
— Ладно, котёнок, мне пора, — смотрю на часы и понимаю, что времени уже в обрез. Пора собираться, а ещё бы пробежаться по составу делегации испанцев, проговорить их имена на всякий случай.
С сожалением прощаюсь с дочкой, снимаю одежду и встаю под душ. Пытаюсь собраться, привести мысли в порядок. Вода помогает, отвлекает. Мне нравится ощущать на коже, как горячие упругие капли барабанят.
Заворачиваюсь в полотенце и выхожу. Времени остаётся не так много, пора собираться.
— Смотри, там в делегации изменения. Перечитай.
Дверь в мой номер распахивается, и в неё стремительно и безапелляционно входит Радич. Я застываю в ступоре от его наглости.
— Вообще-то, я неодета! — говорю сердито и громко.
Семён застывает посреди комнаты и поднимает глаза от планшета. На лице ни одной эмоции, только ноздри начинают раздуваться чуть шире, а на скулах желваки натягиваются.
А у меня с кожи капли воды начинают быстрее испаряться, потому что я вся вспыхиваю. Горит будто каждый сантиметр, не только лицо. И то, что обнажено, и то, что под полотенцем.
— Я тебе сбросил, ты не прочла, — пожимает плечами, объясняя своё бесцеремонное вторжение. А потом как ни в чём не бывало подходит ближе.
— Вот этот — Марио Кортес, он правая рука гендиректора “Ла Порта”, с которыми мы хотим заключить контракт. Едет вместо своего зама. Лично. Его переводи приоритетно.
— Семён, — останавливаю его, вынуждая снова на себя посмотреть. — Выйди.
— Это важно, Вась, — поднимает брови, кивая на планшет.
— Я почти голая.
— И?
Сглатываю.
И?
Блин, “И”?!
— И тебя это не смущает? — складываю руки на груди, но чувствую, как коленки становятся слабыми.
— А когда меня смущало твоё обнажённое тело?
Он абсолютно серьёзен. А вот я сейчас разрыдаюсь. То ли от отчаяния, то ли от смеха.
Внутри горит огонь. Зверёк противно скрежещет острыми коготками по своей металлической тюрьме. Наверное, я настолько переполнилась эмоциями, что напрочь крышу сорвало.
— Тогда тебя не смутит немного подождать, пока я всё же переоденусь, — прохожу мимо к шкафу, сбрасывая по пути полотенце.
6
Семён
Как-то раз я во время спуска со скалы неудачно поставил ногу и сорвался, завис на страховочной верёвке, потом быстро снова закрепился, но при этом упоролся рёбрами об отвесный выступ. Было так больно, что дух вышибло и вдохнуть не получалось. Рёбра встали в спазм, будто кто их заблокировал.
Примерно то же я чувствую и сейчас. Хочется вдохнуть глубоко, а не получается. Потому что вид голой дефилирующей к шкафу Адамовны вышибает дух покруче какого-то там удара о скалы.
Охуенная. И охуевшая.
Плечи расправила и прошла как ни в чём не бывало к шкафу. Открыла дверцу, достала и натянула трусы, лифчик. А когда стала раскатывать по ногам чулки, у меня мозг вскипел и чуть в трусы не вытек.
Я чувствую, что должен что-то сказать. Но язык прилип к нёбу. Она не поправилась, но бёдра стали немного шире, а грудь, наоборот, чуть меньше.
Вместе с оторопью и вспыхнувшим желанием в мозг клюнула и злость. Желание найти, отомстить, сломать, сменяющееся непреодолимой тягой просто увидеть, услышать голос, ощутить запах, постепенно сошло на нет. Эмоции схлынули и утихли, оставив на душе затвердевшую, непроницаемую корку из золы.
И сейчас эта корка вдруг дала трещину, выпуская токсичный газ бурлящей внутри лавы.
— Так сейчас модно? — киваю на платье, что Василина натянула шиворот-навыворот. Оно с обеих сторон одинаковое, только швы выдают.
Вспыхнув, Адамовна смотрит на рукав, а потом с непроницаемым видом стаскивает платье через голову и снова надевает. Типа беспристрастной осталась, но щёки-то так и заалели.
— Где там список? — подходит ближе, приподняв бровь.
Сучка. Содрать бы с тебя это блядское платье прямо сейчас и сбить спесь эту.
— Вот, — протягиваю. — Изучи, присмотрись к лицам. Будь готова через полчаса, я пока пойду переодеться.
Она уже открывает рот, чтобы сострить, но потом замолкает. Правильно, а то я за себя не отвечаю.
В душе приходится сделать воду чуть холоднее обычного. Даже значительно холоднее. Через час важная встреча с испанцами, а я, как пацан, член утихомирить не могу.