А Бильбо, прислушавшись к тишине, толкнул неподатливую дверь, запер ее, а потом уперся спиной в каменную тумбочку для умывальных мелочей, и, двигая ее по сантиметру, кое-как придвинул, подпер ее дверь. Весь вспотел от натуги, но довольно потер ладони и даже действительно умылся. Через маленькое витражное окошко под потолком в помещение проникал свет, но Торину-то в это окошко никак не втиснуться. Ему придется попотеть, чтоб вломиться сюда, быть может, он и не станет этого делать, а уснет?
Минут через пятнадцать Бильбо догадался, что Торин действительно уснул, раз не вторгался, не колотил в дверь и не требовал выйти как можно скорее. Точно, уснул. Бильбо усмехнулся и решил отодвинуть тумбочку. Но та стояла вплотную к двери, идеально вписавшись, и отодвинуть ее не было никакой возможности. Бильбо обломал себе ногти под мясо, попробовал воткнуть щетку как рычаг меж тумбочкой и дверью – все было бесполезно. Тумбочка словно приросла к двери, не желая поддаваться.
- Гномы, - выдохнул Бильбо и сел на злосчастную тумбочку, - каменщики. Мебельных дел мастера.
***
Послышался грохот, скрежет камня по камню, и в помещении сразу стало светлее. Бильбо, завернувшийся по уши в торинов банный халат, потер глаза.
- Доброе утро, - сказал Торин, глядя на него сверху вниз.
- Доброе, - вздохнул Бильбо, - Торин, я вчера хотел вернуться.
- Врешь во весь рот. Брысь отсюда, мне умыться надо.
- Я не…
- Пошел прочь, - Торин шлепнул его по заду, скорее бесцеремонно, чем всерьез, но Бильбо молча ушел, не оглянувшись.
Слушая, как Торин ворочает тумбочку, Бильбо уселся за стол. Там уже было накрыто на двоих. Бильбо по очереди приподнял крышки тарелок. Яичница с помидорами. Овсянка с мясной подливкой. Картофельные оладьи. Он едва не грохнулся в голодный обморок прямо так, где стоял, но мигом пришел в себя от вкусного горячего аромата. И мигом сжевал оладью, круглую, как луна, с румяной, поджаренной корочкой. И только слопав еще одну, Бильбо вспомнил о голодовке.
Он быстро вернул все крышки на место, тщательно отер губы от масла и прислушался. В суете наступившего утра неясно было, течет вода или нет, и успеется ли съесть еще один оладушек, пока Торин моется.
Бильбо поставил стул под витражное окошко, забрался на него и, слегка смутившись своего поступка, замер, не знал, стоит ли подглядывать, ведь нехорошо и некрасиво… но иначе никак нельзя было, и Бильбо, смущенно потирая шею, вытянулся на цыпочках и заглянул внутрь. Сине-красный-зеленый в свете разноцветных стеклышек Торин, голый по пояс, опустил ладони в воду. Наверное, она была холодна, потому что по крепким плечам пробежали едва заметные мурашки. Умывшись, он завернул кран и взялся за полотенце.
- Меня ждешь? - спросил Торин, вернувшись в комнату. Вынул из шкафа чистую одежду, он, нимало не смущаясь хоббита, разделся догола и принялся одеваться, спокойно, но без лишней медлительности. Бильбо скользнул взглядом по его мощной груди, животу и, сморгнув, отвернулся.
- Я есть не буду, - сообщил он, уставившись в стену.
- Аппетит пропал? Подойди сюда.
- Зачем?
- Не «зачем», а «подойди сюда». Кто тебя учил спрашивать, услышав приказ?
- Ничьих приказов я не… - начал было Бильбо, но Торин незаметно как-то оказался прямо перед ним, навис, уткнувшись кулаком в стену. Бильбо обреченно вздохнул, поднялся и вытянулся перед ним.
- Больше никаких глупых вопросов, - сказал Торин, погладил его пальцем по щеке, - ты меня понял?
- Я могу и вовсе молчать, - пробормотал Бильбо, - а что ты хотел?
- Сапоги.
- Сапоги? А что с ними?
- Объясняю один раз, - усмехнулся Торин, уселся на кровать, - с вечера снять, утром надеть.
- Я что, служанка, что ли?! – возмутился Бильбо, совершенно позабыв обо всем, что произошло позавчера, хорошее обращение и надежда на скорое избавление от Торина отодвинули прошлое на задний план. – У тебя вон стража есть, гномов целый Эребор. Живете тут в холодном камне, как эти… Не буду я с твоими сапогами возиться и спать с тобой не стану!
- Все сказал?
- Нет, - сказал Бильбо и осекся, сглотнул и добавил, - да. Все.
Торин молча обулся сам, встал с кровати и подошел к нему, обхватил за плечи. Посмотрел на него сверху вниз и спросил:
- А на кой ляд ты мне тогда сдался?
- Вот это я без понятия! – сощурился Бильбо, стараясь не обращать внимания на то, как пальцы впиваются в плечи. Не просто впиваются, а сдавливают, постепенно усиливая нажим.
- Вот и я, - прохладно сказал Торин, - без понятия. На ярмарке за тебя и золотой монеты никто не давал. Ешь ты, говорят, за троих, спишь за пятерых, ныть горазд и вовсе за армию, а делать ничего не умеешь. Не нужен никому и задаром, вот тебя и спихнули, как неликвид, как переспелые груши с гнильцой.
Бильбо ничего не ответил, часто моргая и не отрывая от Торина взгляда.
- И в постели неопытен, и не потому, что ты такой гордый да неприступный, - ухмыльнулся Торин прохладно, - а потому что никому не приглянулся, не мил никому.
- Что ж ты тогда в меня вцепился? – вскричал Бильбо, едва сдерживая срывающийся голос.
- Вот и я о том же думаю, - кивнул Торин. Окликнул громко стражу, и когда те вбежали в комнату, выпустил хоббита из рук, и кивнул коротко:
- В рудники его.
========== Часть 4 ==========
В первую же неделю хоббит умудрился опрокинуть инструмент себе на ногу, оттяпав мизинец начисто.
- Поделом наука, - хмыкнул начальник смены.
Несмотря на рану, работать пришлось в полную силу. Перевязанная ступня кровоточила, плохо заживала, но монотонный однообразный труд делал свое дело - прессовал минуты в часы, а часы в дни. Бильбо поначалу возмущался, потом привык - никто его возмущения не слушал.
Торин же, слегка остыв, не раз спускался к нему. Подданные понимали - без нужды король спускаться не станет, и никто не препятствовал. Какой там препятствовать, никто и слова не говорил, когда Торин молча подходил к хоббиту, брал его за руку и уводил в караульную.
- Нет, - сказал Бильбо, когда веревочный пояс, затянутый тугим узлом, поддался Торину, - мы так не договаривались.
- Ты до сих пор не понял, что мне до твоих договоров дела, как до луны?
- Я понял, что тебе до порядочного, как до луны, - закрыл глаза хоббит, почувствовав, как брюки свалились к ногам. Торин довольно ухмыльнулся, расстегивая ширинку, кивком велел опуститься на колени. Бильбо был грязный, весь в угольной пыли, но до купален было далеко, а времени у Торина никогда не хватало.
Стены караульной в двадцать шестом спуске дышали сыростью. Сотни, миллиарды капель, как россыпь бриллиантовой крошки. Бильбо послушно брал в рот, а Торин поглаживал его по уху покровительственно, не боялся замараться.
Они встречались и в других отсеках, отнорках, там, где голубая глина мешалась с водой, превращаясь в жирную, светло-серую грязь. Ноги словно сами разъезжались в растоптанной жиже, Торин держал хоббита за волосы на затылке, тянул на свой член частыми рывками, а тот, дрожа и принимая его полностью в себя, упирался ладонями в стену, влажную и скользкую. Вдвоем свалились, не удержавшись на ногах, глина жадно и сочно чавкнула, плеснула на стены. Торин мгновенно оказался сверху, подминая Бильбо под себя, ощупывая его бедра, гладкие, чересчур гладкие в этой скользкой грязи. Капли глины стекали по его лицу, и если растереть пальцем, то оставляли светлые следы.
- Тише… - шептал хоббит, - больно.
Но Торин резко двигал бедрами, вталкиваясь глубоко и часто, глина хлюпала, причмокивала, засасывала пальцы, если упираться в нее. Пробралась, жидкая и обильная, в карман с монетами - тех, которыми Торин платил Бильбо за каждый раз, за каждую проглоченную порцию семени и за нее же, тонкой струйкой стекающую по бедру.